Образ Единого Государства в романе Е. И. Замятина «Мы». Работу над своим самым известным произведением «Мы» Е. И. Замятин начал сразу же после возвращения на родину из Англии. Впервые роман был опубликован за границей в 1924 году.
Только в 1929 году советские литераторы обратили внимание на это произведение писателя и использовали его для массированной критики всего творчества писателя. Роман расценили, как политическую ошибку автора и «проявление вредительства интересам советской литературы». Только спустя около 60 лет, в 1988 году это произведение увидело свет в России. В русской и зарубежной литературе писатели часто обращались к теме совместного счастливого человеческого общежития. Однако реальная жизнь диктует свои условия. Человеческая личность не может не выделяться среди себе подобных. Постепенно она осознает себя равной целому миру. Кроме того, усиление технического прогресса, автоматизация, развитие средств для управления человеческим сознанием несут в себе что-то глубоко противное всему человеческому. Литературные утопии существовали для того, чтобы найти приемлемые пути для создания идеального общества. В противовес этому возник жанр антиутопии, когда автору стараются выяснить, как свободная человеческая личность станет чувствовать себя в подобных идеальных условиях. Именно в этом жанре был создан роман -Мы». Замятин сам попытался разобраться, какими средствами может быть достигнуто устройство идеального мира, и к чему это может привести. Действие романа разворачивается в будущем, веком идеальном Едином Государстве, который по сути своей является утопическим городом всеобщего счастья и благополучия. Жителям совершенно не о чем беспокоиться, поскольку государство предписало им быть счастливыми, причем счастье называется всеобщим, обязательным и равным. Здесь не существует голода, поскольку давно уже изобретена нефтяная пища, нет зависимости от природных условий, не нужно думать о завтрашнем дне. Люди лишены и такого источника страданий, как любовь. Это чувство сведено случайным медицинским полезным процедурам, осуществляемым по заявкам. Даже в этой тонкой области ликвидирована всякая несправедливость, поскольку каждый номер имеет право на номер другого пола как на сексуальный продукт. А в Едином Государстве успешно развивается новая наука - детоводство». Стать матерью может только женщина, подходящая по своим физическим показателям под Материнскую Норму. Те, кто хоть как-то соответствуют установленным параметрам, лишены счастья материнства. Все дети жителей воспитываются все вместе, на Детско-Воспитательном заводе. Причем занимаются с ними исключительно только роботы. В этом идеальном городе существует как такового искусства, поскольку оно заменено Музыкальным заводом. Это учреждение воспроизводит только марши, призванные вселять в номера бодрость духа и еще более объеденить их в единое целое, Наиболее популярны-произведениями у обитателей Единого Государства оказываются красные «Цветы Судебных приговоров», трагедия «Опоздавший на работу» и настольная книга «Стансы о половой гигиене», они напоминают детали огромной машины: верными рядами, по четыре, восторженно отбила такт, шли нумера - сотни, тысячи Нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди - государственный нумер каждого и каждой. И я - мы, четверо - одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке». Естественно, и в своем архитектурном плане Единое Государство является чем-то математически рациональным. Здесь действует эстетика кубизма: «божественные параллелепипеды прозрачных жилищ», прямые хорошо просматриваемые улицы, широкие площади: «Площадь куба. Шестьдесят шесть мощных концентрических кругов: трибуны. И шестьдесят шесть рядов…». Люди как неживые предметы также включены в общий архитектурный ансамбль: «…круглые, гладкие шары голов плыли мимо - и оборачивались». Город создан из стекла, стерильность и холодный блеск которого еще более подчеркивают его безжизненность. Здесь Замятин явно намекает на эстетические утопии футуристов начала XX столетия, воспевающих стекло и бетон. Все в городе подчинено строго выверенным формулам. Люди лишены даже личных имен, поэтому каждому из них, как машине, присваивается «нумер-индекс». Во всем ищется счастливое среднее арифметическое, а гений или творческий порыв рассматривается государством в качестве неизвестного вида эпилепсии. Люди настолько лишены индивидуальности и каких-либо человеческих чувств, что они спокойно относятся к смерти своих соплеменников, чья да и своя собственная жизнь не имеет никакой ценности. Самым тяжким преступлением в идеальном городе считается проявление самостоятельного мышления. В этом случае над провинившимся проводится Великая Операция по удалению фантазии. После этого человек не способен мыслить, он безропотно выполняет выработанные у него механические операции. При этом многие номера сами не чувствуют в себе какой-либо потребности становиться личностью. Люди привыкли выполнять чужую волю, более того испытывают потребность в постоянном управлении: «Так приятно чувствовать чей-то зоркий глаз, любовно охраняющий от малейшей ошибки, от малейшего неверного шага. Пусть это звучит несколько сентиментально, но мне приходит в голову опять все та же аналогия: ангелы-хранители, о которых мечтали древние». Именно это подтверждает рассказ Д-503 о «трех отпущенниках», которых на месяц освободили от работы в качестве эксперимента. На десятый день они взялись за руки и под звуки бодрого марша утопились. Повествование в романе ведется от первого лица. Главный герой Д-503 просто записывает свои впечатления в личный дневник, поэтому действительность Единого Государства показана как бы изнутри, через восприятие действительности персонажа. Безусловно, в какой-то мере подобный прием обедняет другие образы, которые также передаются только с точки зрения главного героя, авторского мнения здесь просто не существует, однако здесь он вполне оправдан. Тем более что Замятин здесь проявил новаторство, поскольку до него никто еще не показывал утопическое общество через восприятие одного из его представителей. Сначала Д-503 движим идеей прославить свое идеальное общество, поэтому вначале перед глазами читателя предстает типовой мир жителя Единого Государства. Многое в его мире восхищает главного героя: «Скрижаль… Вот сейчас, со стены у меня в комнате, сурово и нежно в глаза мне глядят ее пурпурные на золотом поле цифры. Невольно вспоминается то, что у древних называлось «иконой», и мне хочется слагать стихи или молитвы (что одно и то же). Ах, зачем я не поэт, чтобы достойно воспеть тебя, о, Скрижаль. О сердце и пульс Единого Государства».
По мере того, как Д-503 меняется, приобретает новые качества, возродившиеся с приходом любви, направленность повествования меняется: «Вместо стройной и строгой математической поэмы в честь Единого Государства - у меня выходит какой-то фантастический авантюрный роман». Влюбившись в 1-330, главный герой перестает быть добропорядочным гражданином, поэтому поэма о величии Единого Государства перерастает в нечто большее. Осуществляется смена жанровой установки - из романа идей он перевоплощается в роман людей. Новые, невиданные ранее чувства настолько захватывают главного героя, что он начинает по-другому смотреть на привычные для него вещи. Начинается тяжелая психологическая работа. Д-503 впервые осознает себя индивидуальностью. «Я - перед зеркалом. И первый раз а жизни - именно так: первый раз в жизни - вижу себя ясно, отчетливо, сознательно, - с изумлением вижу себя, как кого-то “его”».
Герой вступает в противоборство не только с Государством, но и с самим собой. Читатель оказывается в центре внутренних переживаний героя. Роман из авантюрно-фантастического превращается в психологический. Писатель пытается выяснить, что победит в его главном герое: человечность или привычка. В результате персонаж Д-503 оказывается слишком слаб для того, чтобы преодолеть свою внутреннюю «Зеленую стену». Заговор открыт и подавлен, а возлюбленная казнена. Финал произведения возвращает читателя к его началу. Роман заканчивается противостоянием Единого Государства и дикого мира за Зеленой Стеной. В конце произведения Д-503 восклицает: «Мы победим!». Это свидетельствует о том, что будущее представляется ему не так однозначно, как раньше, ведь теперь он знает, что существует многоцветный и радужный мир.
1. Замкнутая модель мира в романе Е.И. Замятина «Мы».
Роман «Мы» не только самое значительное произведение Евгения Замятина, но и наиболее яркое воплощение жанра антиутопии в русской литературе. Начало ХХ века, и особенно Октябрьская революция, породили в сознании людей новые утопические иллюзии. Многим жившим в ту прекрасную и трагическую эпоху казалось, что революция, как локомотив, мгновенно домчит человечество в «социалистический рай». Вот почему столь ощутимы элементы утопии в советской литературе первых послеоктябрьских лет. Но более проницательным художникам уже в те годы открылся бесчеловечный смысл реализации великой мечты, чудовищность попыток «железной рукой загнать человечество к счастью». События последующих десятилетий подтвердили правильность их прогнозов. ХХ век вместо столь желанной гармонии между человеком и миром принёс мировые войны и кровавые революции, тоталитарные режимы и экологические катастрофы, бурный рост промышленного производства, превративший людей в подобие механизмов. Этот век, как никакой другой, обесценил отдельную человеческую жизнь.
Отрекаясь от дня сегодняшнего, революционные романтики создавали идеальную модель дня завтрашнего. Замятин моделирует будущее, опираясь на черты настоящего. О каком будущем может мечтать человек, перед которым настоящее поставило единственную задачу - физически выжить; который лицом к лицу столкнулся с угрозой голодной смерти, физической расправы?
На этот вопрос Замятин отвечает книгой, в которой вопреки всем утопическим концепциям современной ему советской литературы создаёт модель мира будущего, в котором решены все материальные проблемы. Человек в этом мире не знает ни страха, ни голода, ни холода. Там торжествует плоть, а равенство всеобщей сытости достигнуто путём устранения индивидуальной свободы. И неслучайно страна, изображённая в романе «Мы», обнесена Зелёной Стеной. Страна искусственного счастья напоминает замкнутый, отгороженный от всей вселенной остров. Общество, изображённое в романе, достигло материального совершенства и остановилось в своём развитии.
2. Облик и принципы Единого Государства.
Действие романа, перенесённое на несколько столетий вперёд, происходит в некоем Едином Государстве, укрытом от «дикого» пространства Зелёной Стеной, отлитой из «самого незыблемого, вечного стекла», в момент, когда жителям фантастического города предстоит выйти за пределы своего пространства и «благодетельному игу разума подчинить неведомые существа, обитающие на иных планетах» .
Мотив стекла символизирует парадоксальное сочетание вынужденной «публичности» существования, жизни с разъединённостью людей, так как стекло не только открывает глазу жизнь другого, но и служит невидимой границей, преградой кажущаяся доступность взгляду не означает родства, даже простого знакомства. Со стеклом связано представление о хрупкости и непрочности - ещё одно напоминание об искусственности, рукотворности Единого Государства. Хрупкость мотивирует мотивы упрощения: нумер, вместо имени, серо-голубая юнифа в качестве одежды для всех, прогулки в шеренгах, любовь по розовым талонам - таково гротескное выражение идеи упрощения, на основе которого оказывается возможной организация, с помощью которой«стеклянный» - хрупкий, искусственный - мир защищает себя от гибели, подобно тому, как это делает, согласно версии русской литературы, «самый уменьшенный» город русской истории.
Уже на первых страницах романа Е. Замятин создаёт модель идеального, с точки зрения утопистов, государства, где найдена долгожданная гармония общественного и личного, где все граждане обрели наконец желаемое счастье.
«Как всегда, музыкальный Завод всеми своими трубами пел Марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера - сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди - государственный нумер каждого и каждой. И я - мы, четверо, - одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке». Отметим, что в вымышленной стране, созданной воображением Замятина, живут не люди, а нумера, лишенные имен, облаченные в юнифы (то есть униформу). Внешне схожие, они ничем не отличаются друг от друга и внутренне. Неслучайно с такой гордостью восклицает герой, восхищаясь прозрачностью жилищ: «Нам нечего скрывать друг от друга». «Мы счастливейшее среднее арифметическое», - вторит ему другой герой, государственный поэт R-13. Одинаковостью, механичностью отличается вся их жизнедеятельность, предписания Часовой Скрижалью. Это характерные черты изображенного мира. Лишить возможности изо дня в день выполнять одни и те же функции значит лишить счастья, обречь на страдания, о чем свидетельствует история «О трех отпущенниках. Эта история о том, как троих Нумеров, в виде опыта, на месяц освободили от работы: делай что хочешь, иди куда хочешь. Несчастные слонялись возле места привычного труда и голодными глазами заглядывали внутрь; останавливались на площадях – и по целым часам проделывали те движения, какие в определённое время дня были уже потребностью их организма: пилили и стругали воздух, невидимыми молотами побрякивали, бухали в невидимые болванки. И наконец, на десятый день не выдержали: взявшись за руки. Вошли в воду и под звуки Марша погружались всё глубже. Пока вода не прекратила их мучений…
В Едином Государстве воцарилось всеобщее «математически безошибочное счастье». Его обеспечивает само Единое Государство. Но счастье, которое оно даёт людям, - лишь материальное, а главное в общих, одинаковых и обязательных для всех формах. Каждый получает сытость, покой, занятие по способностям, полное удовлетворение всех физических потребностей - и ради этого должен отказаться от всего, что отличает его от других: от живых чувств, собственных стремлений, естественных привязанностей и собственных побуждений, словом, от собственной личности. Само понятие «человек» заменено понятием «нумера», и золотые бляхи с присвоенными номерами каждый носит на груди. Человеческая жизнь перестала быть высшей ценностью, о чём свидетельствует также эпизод испытания Интеграла: десять нумеров, погибших при испытании, повествователь называет бесконечно малой третьего порядка. Материальные проблемы были решены в ходе Двухсотлетней войны. Победа над голодом одержана за счет гибели 0,8 населения. Но победа в Двухсотлетней войне имеет еще одно важное значение. Город побеждает деревню, и человек полностью отчуждается от матери-земли, довольствуясь теперь нефтяной пищей.
Что касается духовных запросов, то государство пошло не по пути их удовлетворения, а по пути их подавления и ограничения.. Первым шагом было введение сексуального закона, который свёл великое чувство человеческой любви к «приятно полезной функции организма».Сведя любовь к чистой физиологии, Единое Государство лишило человека личных привязанностей, чувства родства, ибо всякие прочные связи, кроме связи с Единым Государством, преступны. Несмотря на кажущуюся монолитность, нумера абсолютно разобщены, отчуждены друг от друга, а потому легко управляемы.
Большую роль в создании иллюзии счастья играет Зелёная Стена. Человека легче убедить, что он счастлив, оградив его от всего мира, не давая соприкасаться с иными формами жизни, отняв возможность сравнивать и анализировать.
Государство подчинило себе не только пространство, но и время каждого нумера, создав Часовую Скрижаль. Оно отняло у своих граждан способность к интеллектуальному и художественному творчеству, заменив его Единой Государственной Наукой, механической музыкой и государственной поэзией. Стихия творчества насильственно приручена и поставлена на службу обществу. Стоит обратить внимание на названия поэтических книг, свидетельствующих об искусстве в этом мире: «Цветы судебных приговоров», трагедия «Опоздавший на работу», «Стансы о половой гигиене». Однако даже решив все эти проблемы, Единое Государство не чувствует себя в полной безопасности. Не случайно же в этой стране создана целая система подавления инакомыслия. Это и Бюро Хранителей, Операционное Бюро с его чудовищным Газовым Колоколом, и Великая Операция, и доносительство, возведённое в ранг добродетели.
Насилие над личностью вызывает у людей не естественную болевую реакцию, а восторг. Это объясняется тем, что у Единого Государства есть оружие пострашнее Газового Колокола. И оружие это - слово. Именно слово может не только подчинить человека чужой воле, но и сформировать особый тип сознания, оправдать насилие и рабство, заставить человека поверить, что несвобода - это и есть счастье.
Подтверждение идеям Единого Государства звучит и в словах R13. Он находит его в религии древних, то есть в Христианстве, истолковывая его по-своему: «Тем двум в раю - был предоставлен выбор: или счастье без свободы - или свобода без счастья; третьего не дано. Они, олухи, выбрали свободу - и что же: понятно - потом века тосковали об оковах. И только мы снова догадались, как вернуть счастье... Благодетель, Машина, Куб, Газовый Колокол, Хранители все это добро, все это величественно, прекрасно, благородно, возвышенно, кристально-чисто. Потому что это охраняет нашу несвободу - то есть наше счастье».
На первой странице романа появляется образ, который станет в нём центральным и обретёт особый символический смысл. Это образ Интеграла. Интеграл - важная деталь, принадлежащая научно – фантастическому плану замятинского произведения. Это космический снаряд, способный вырваться за пределы околоземной атмосферы, достичь иных миров, принести туда Благую весть о существовании Единого Государства и с помощью абсолютного знания, каким обладает этот рукотворный рай, пересоздать, «интегрировать» Вселенную, которая пока пребывает в состоянии «дикой свободы». «Вам предстоит благодетельному игу разума подчинить неведомые существа, обитающие на иных планетах - быть может, ещё в диком состоянии свободы. Если они не поймут, что мы несём им математически безошибочное счастье, наш долг заставить их быть счастливыми». «Газетная литература далёкого и мрачного будущего слово в слово воссоздаёт лозунги первых лет революции - о победе мировой Революции, о распространении диктатуры пролетариата и социализма на всё или хотя бы близлежащие государства, о торжестве братства, труда и свободы... Было и такое: «Железной рукой загоним человечество в счастливое будущее!» Именно вокруг Интеграла завязываются основные события, выстраивается любовный, авантюрный, психологический сюжеты романа.
Но образ интеграла не только психологический, он вводит в роман дискуссию – о возможности создания «нового мира» и «нового человека» .дискуссию, которая завязалась в России ещё в 60-е годы XIX века, приобрела особенно острый характер на рубеже веков и, получив дополнительный импульс в условиях революционной ситуации, не стихала на протяжении 20-х годов ХХ века и длится, можно сказать, по сей день.
Человек и власть. Что это: вечные противники или союзники на века? И вообще, способен ли человек жить сам по себе, без «руководящей и направляющей» руки. Вопрос не только из области философии, достаточно вспомнить, сколько крови пролилось из-за этого вопроса. С древних веков рвался человек из пут власти: восставал, сжигал, убивал и, успокоенный железом и кровью, терпел гнёт ещё более тяжкий и горький И всегда, особенно в ХХ веке, находились люди, провозглашавшие свою власть абсолютной и непогрешимой, создавая миф о «божественности» своего предназначения. Именно такой миф лёг в основу образа Благодетеля в романе Е.И. Замятина «Мы», образа, во многом провидческого. Ведь Благодетель - это уже не человек - это символ, символ власти. Недаром у него нет имени. Нет имени – нет индивидуальности. Благодетель всегда одинок, у него нет друзей, нет любимых, только свой двойник. Бог - всегда один - вот девиз подобных людей. А ведь человек не Бог, он может и должен ошибаться. Только человеку-богу некому об этом сказать. Только человек-бог никогда не признаётся в этом самому себе. А толпа, уверенная в мудрости вождя, слепо последует за ним.
Этот порочный круг трудно разорвать. Но можно. Только те, кто способен мыслить, не соглашаться, искать ответы, а не брать их готовыми из книг и речей Благодетеля, способны порвать этот мифический ореол божественности.будут всегда. В романе подобное случилось в день Единогласия, когда неожиданно нашлись нумера, проголосовавшие против едино венного правителя против Благодетеля – кто – против?
Это всегда был самый величественный момент праздника сидеть неподвижно, радостно склоняя главы благодетельному игу Нумера из Нумеров. Но тут я с ужасом… Я поднял глаза - … увидел: тысячи рук взмахнули вверх – “ против “ – и упали!!!». Таких людей немного, но они будут всегда. Для таких мифы - только мифы. Ложь - только ложь.
Бог - только человек. Таких людей всегда боялись земные «боги», потому что именно они свергали их троны. Ведь нет ничего страшнее для томов мифов, чем одно слово правды. И один способен за это слово выразить фантазию миллионов, а другие - отдать свои жизни. Миф всегда опирается на страх и насилие, правда - всегда добро. Вот, что хотел сказать Замятин своим Благодетелем.
3. Рассказчик, нумер Д - 503, и его духовная болезнь.
В самом начале романа мы видим, какой восторг вызывает у героя - повествователя ежедневная маршировка под звуки Музыкального Завода: он переживает абсолютное единение с остальными, чувствует солидарность с себе подобными.
Рассказчик в романе Замятина, нумер Д - 503, - «только один из математиков Единого Государства», но именно математик, боготворящий «квадратную гармонию», «математически безошибочное счастье», «математически совершенную жизнь Единого Государства», апофеоз «логического мышления». Его заветная мечта - «проинтегрировать грандиозное вселенское уравнение», «разогнуть дикую кривую, выпрямить её по касательной - асимптоте - по прямой. Потому что линия Единого Государства - это прямая, мудрейшая из линий». Идеал жизненного поведения - «разумная механичность», всё выходящее за её пределы - «дикая фантазия», а «припадки вдохновения» - неизвестная форма эпилепсии. Именно фантазии более всего пугают замятинского героя, тяготят его: это «преступные инстинкты», особенно живучие в «человеческой породе», нарушающие, взрывающие изнутри «алгебраический мир» нумера Д - 503. Все фантазии, любые проявления жалкой свободы «я», выражающейся в малейшем отступлении от бесчисленных запретов, узаконений, распорядка дня, воспринимаются строителем Интеграла как помещение себя в положение: - 1 , как превращение в иррациональное, мнимое число.
Чаще всего Замятин вкладывает в уста главного героя доказательства истинности счастья всех нумеров, который постоянно ищет все новые и новые подтверждения правоты Единого Государства. Он находит эстетическое оправдание несвободе: «Почему танец красив? Ответ: потому что это несвободное движение, потому что весь глубокий смысл танца именно в абсолютной, эстетической подчиненности, идеальной несвободе». Инженер, он смотрит на танец с этой точки зрения, вдохновение в танце позволяет ему сделать вывод лишь о том, что «инстинкт свободы издревле органически присущ человеку».
Но чаще в основе этих доказательств лежит привычный для него язык точных наук: «Свобода и преступление же неразрывно связаны между собой, как... ну, как движение аэро и его скорость...
Это ясно. Единственное средство избавить человека от преступлений - это избавить его от свободы». Уподобляя законы человеческой жизни законам Физики обосновывает герой и бесправие отдельной личности, и счастье быть как все: «.. .допускать, что у «я» могут быть какие-то «права» по отношению к Государству, и допускать, что грамм может уравновесить тонну, - это совершенно одно и то же. Отсюда - распределение: тонне права, грамму обязанности; и естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что ты - грамм, и почувствовать себя миллионной долей тонны.. .».
Замятин изображает духовную эволюцию героя, прослеживает, как от осознания себя микробом в этом мире Д - 503 приходит к ощущению целой вселенной внутри себя. Г ерою не дают покоя носы, которые при всей одинаковости нумеров сохраняют разные формы; личные часы, которые каждый проводит по-своему и многое другое. И хотя герой стремится отогнать от себя эти неуместные мысли, в глубине сознания он догадывается, что есть в мире что-то, не поддающееся логике, рассудку. Более того, в самой внешности Д - 503 есть нечто, мешающее ему чувствовать себя идеальным нумером, - волосатые руки, «капля лесной крови». Таким образом, в Д - 503 остались крошечные рудименты человеческой природы, не подвластные Единому Государству. Однако бурные перемены начинают происходить с ним с того момента, когда в его жизнь входит I - 330.
Первое ощущение душевной болезни приходит к герою, когда он слушает в её исполнении Музыку Скрябина. Возможно, эта музыка была для Замятина не только символом духовности, но и символом иррациональности, непознаваемости человеческой натуры, воплощением гармонии, не проверяемой алгеброй, той силы, которая заставляет звучать самые тайные струны души.
Главной деталью портрета I - 330 в восприятии героя становится икс, образованный складками возле рта и бровями. Икс для математики - символ неизвестного. Так на смену ясности приходит неизвестность, на смену ясной цельности - мучительная раздвоенность. Раздваивается и восприятие героем мира. Ясное безоблачное небо постепенно превращается в сознании героя в тяжёлое, чугунное. Меняется и речь героя. Обычно логически выстроенная, она становится сбивчивой, полной повторов и недоговорённостей. И дело не только в смятении, в эмоциональном предельном напряжении, переживаемом героем, но и в том, что слова любви, ревности незнакомы ему. Д - 503 привык к отношениям с женщинами как к «приятно-полезной функции организма», как к выполнению долга перед Единым Государством. Любовь к I - 330 это нечто совсем другое.
История любви Д - 503 к I - 330 может показаться чисто личной, частной на фоне полных значения коллизий в государстве будущего строительство Интеграла и заговора против него. lIo она не случайно пронизывает всё повествование. Именно в ней, этой достоверной человеческой драме, находит образное воплощение главная мысль Замятина - его тревога о человеке, его надежды и сомнения о светлом будущем.
По сути, с героем Замятина происходит то, что вечно повторяется на земле, и много раз повторялось в литературе: прекрасная, манящая к себе женщина выталкивает его из привычной колеи общепринятого жития в другую реальность, в круг неизведанных радостей и тревог, предстающий опасным и влекущим одновременно. Однако для этого мира, в котором существуют герои Замятина, это не просто очередная драма встречи мужчины и женщины - это потрясение самих его основ, опровержение его фундаментальных запретов на личную жизнь «нумеров». И обычная земная история наполняется у Замятина глубоким смыслом. Любовь двоих именно друг к другу независимо от «розовых талонов» и Табеля сексуальных дней - это явление истинного бытия в мир, организованный и выхолощенный «благодетельным игом разума», это весть о том, что человеческое бытие неустранимо существует за пределами Единого Государства и никогда не будет побеждено.
Сцены любовных встреч, узловые в повествовании, соединяют эмоциональный, чувственный накал и чёткий, как бы графический выверенный рисунок: «Она была в лёгком, шафранно - жёлтом, древнего образца платье. Это было в тысячу раз злее, чем, если бы она была без всего. Две острые точки - сквозь тонкую ткань, тлеющие розовым - два угля сквозь пепел. Два нежно круглых колена...» Это не эротика - это вечно живая человеческая природа выступает в своей телесной полноте.
Нервный, возбуждённый рассказ о любовных переживаниях Д - 503 постоянно пересекается повествованием о строительстве Интеграла, о буднях и торжествах того мира, которым правит Единое Государство с его беспощадной логикой математических уравнений, физических констант, доказательных теорем. Всё это изложено сухим и строгим языком как бы отчёта, репортажа. Сама словесная ткань здесь передаёт атмосферу лишённого радостей и страстей, почти механического существования. И в то же время здесь угадывается авторская ирония, скрытая насмешка над общественным устройством, делающим людей просто функциональными единицами трудового коллектива. Право каждого нумера на любой нумер являлось для него доказательством равенства, одинаковости, взаимозаменяемости людей. Любовь к I - 330 - это нечто совсем другое. «.. .Не было Единого Государства, не было меня. Были только нежно-острые, стиснутые зубы, были широко распахнутые мне глаза - и через них я медленно входил внутрь все глубже. И тишина - только в углу - за тысячи миль - капают капли в умывальнике, и я - вселенная, и от капли до капли - эры, эпохи...». Происходит радикальный перелом в мироощущении героя. Не частицей вселенной ощущает он себя в этот момент, а наоборот - вселенную чувствует в себе. "После этого доктор и ставит диагноз: «По-видимому, у вас образовалась душа». Плоскость, зеркальная поверхность становятся объемными. Привычный двухмерный мир рушится. То, что казалось иррациональным, вдруг становится реальностью, только иной, невидимой. «... Эта нелепая «душа» - так же реальна, как моя юнифа, как мои сапоги - хотя я их и не вижу сейчас. И если сапоги не болезнь - почему же «душа» болезнь?».
Ощущение утраты равновесия еще более усугубляется в герое романа в связи с посещением Древнего Дома. И облако на небесной глади, и непрозрачные двери, и хаос внутри дома, который герой едва переносит, - все это приводит его в смятение, заставляет задуматься о том, что никогда не приходило ему в голову: «.. .ведь человек устроен так же дико, как эти вот нелепые «квартиры», - человеческие головы непрозрачны; и только крошечные окна внутри: глаза». О глубоких изменениях, произошедших с героем, свидетельствует тот факт, что он не доносит на I-330. Правда, со свойственной ему логикой, он пытается оправдать свой поступок объективными обстоятельствами (болезнью, тем, что его задержали в Медицинском Бюро), и все же привычная ясность мыслей утрачена.
После появления у Д – 503 «неизлечимой души» развёртывается трагическая история его «гибели». Возникшая было многомерность его сознания сводится к одномерности при помощи Великой Операции, используемой в Едином Государстве как радикальный метод «идеологического» воздействия на жителей и генеральный ответ на все вопросы, заданные Д - 503. Предчувствуя это, Д - 503 прощается с читателями: «Я ухожу - в неизвестное. Это мои последние строки. Прощайте - вы, неведомые, вы, любимые, с кем я прожил столько страниц, кому я, заболевший душой, - показал всего себя, до последнего смолотого винтика, до последней лопнувшей пружины...Я ухожу»; «Я не могу больше писать - я не хочу больше!»
4. «Сопротивление человеческой природы».
Всем своим поведением бросает вызов Единому Государству I -330. Не принимая всеобщего «сдобного» счастья, она заявляет: «...я не хочу, чтобы за меня хотели другие, а хочу хотеть сама». Под ее влияние попадает не только Д-503, но и верноподданный поэт R-13 (вспомним его бледное лицо и трясущиеся губы в день казни), и доктор, выдающий липовые справки, и даже один из Хранителей. поэт, сочинивший кощунственные стихи. И даже 0-90, такая слабая и беззащитная, вдруг ощутила потребность в простом человеческом счастье, в счастье материнства, в котором ей отказывает единому государству, потомучто 0-90 на 10 см ниже установленной Материнской Нормы.
А сколько их еще! И та женщина, что бросилась через строи к одному из арестованных, и те тысячи, что попытались проголосовать «против» в День Единогласия, и те, кто пытался захватить Интеграл, и те, кто взорвал Стену, наконец, те дикие, живущие за Зеленой Стеной, чудом уцелевшие после Двухсотлетней войны, назвавшие себя Мефи.
Каждого из этих героев Замятин наделяет какой-либо выразительной чертой: брызжущие губы и губы-ножницы, двояко изогнутая спина и раздражающий икс. Целую цепочку ассоциаций вызывает эпитет «круглый», связанный с образом 0-90: возникает. ощущение чего-то домашнего, спокойного, умиротворенного; круг дважды повторен даже в ее номере Кульминацией сопротивления человеческой природы механическому благоденствию становится заговор против Единого Государства и восстание. Их возглавляет I - 330 - та женщина, которую любил герой. Это восстание во имя любви, во имя права на собственные чувства и пристрастия, во имя возвращения к естественной жизни.
Итак, Единому Государству, его абсурдной логике в романе противостоит пробуждающаяся душа, то есть способность чувствовать, любить, страдать. Душа, которая и делает человека человеком, личностью. Единое Государство не смогло убить в человеке его духовное, эмоциональное начало. Так герой вступает в непримиримый конфликт не только с Единым Государством, но и с самим собой. Ощущение болезни борется с нежеланием выздоравливать, осознание долга перед обществом - с любовью к I - 330, рассудок - с душой, сухая математическая логика – с непредсказуемой человеческой природой.
Мир в романе Замятина дан через восприятие человека с пробуждающейся душой. И если в начале книги автор, доверяя повествование своему персонажу, все же смотрит на него отстраненным взглядом, часто иронизирует над ним, то постепенно их позиции сближаются: нравственные ценности, которые исповедует сам автор, становятся все более и более дороги герою. И герой не одинок. Неслучайно доктор говорит об «эпидемии души».
Д - 503 невольно становится участником заговора, чуть было не помогает восставшим захватить космический корабль, но благодаря доносу Ю замысел бунтовщиков оказывается раскрытым и Единое Государство находит средства окончательно усмирить своих подданных. Тем не менее, в Зелёной Стене, отделяющей Единое Государство от остального пространства, возникает брешь. Стену передвигают, то есть Единому Государству приходится отступить, а кое - кому удаётся бежать из-под «благодетельного ига».
Но финал романа мрачен. Рассудочная и бездушная машина Единого Государства одолевает сопротивление. Разработана и поголовно осуществляется операция по удалению у человека фантазий, а с ней и всего человеческого - неудовлетворённости, живых переживаний, воображения. Так в конце романа Д - 503 наконец излечивается от приступов своей болезни: над ним совершают «Великую операцию» - удаление «центра фантазий», путём «троекратного прижигания» Х - лучами «жалкого мозгового узелка». Математическая организация человечества переносится внутрь человеческого сознания - своего рода торжество «генной инженерии», революционное вмешательство государства в строение личности, в ход её творческой деятельности, эмоциональной сферы, нравственности. Совершеннейшие, изысканные формы насилия над человеческим «я»; уничтожение вместе с фантазией личностного самосознания. «Я» перестаёт существовать как таковое - оно становится лишь органической клеточкой «мы», песчинкой большого коллектива, составляющей толпы. Становится и жертвой I - 330. Она попала в Газовый Колокол. 0- 90 - единственно спасшаяся душа, обрела свободу и себя благодаря священному вечному долгу человека, благодаря жажде продолжения рода, естественному желанию иметь ребёнка, а не государственного «нумера». Она уходит за Зелёную Стену. Ребёнок, который должен у неё родиться, символизирует надежду на победу над тоталитарной утопией. Туда же, в пролом стены, устремляются ещё «с полсотни громких, весёлых, крепкозубых». Таким образом, по мысли Замятина, человек способен не сломаться внутренне, однако противостояние злу в эпоху крушения гуманизма - трагическое противостояние.
Последняя запись в романе сделана уже «новым героем»: «от прежнего» сохранился только почерк. «Новый» Д - 503 абсолютно счастлив. Отношения между лоботомизированным строителем Интеграла и рукописью меняются. Писатель не узнаёт собственной работы: «Неужели я, Д - 503, написал эти двести двадцать страниц? Неужели я когда-нибудь чувствовал - или воображал, что чувствую это? Почерк - мой. И дальше - тот же самый почерк. Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты.» Теперь, возвращается к текста.
На следующий день после операции он явился к Благодетелю и рассказал обо всём без каких -либо нравственных затруднений. Он спокойно наблюдал пытки, которым подвергли I - 330 и других заговорщиков. Герой полагает, что восстание удастся подавить. «Я надеюсь - мы победим. Больше: я уверен - мы победим. Потому что разум должен победить».
Заключение.
Среди тех, кто возвращается сегодня в русскую литературу, Евгений Замятин. Ему не удалось «прорваться» к читателю в 60-егоды «оттепели» - когда вновь зазвучали, казалось, ушедшие в небытие голоса Ахматовой, Цветаевой, Есенина, Платонова, Грина, Зощенко, когда только начала приоткрываться завеса над тем, что было создано в «катакомбный» период в развитии нашей культуры, а явление «Мастера и Маргариты» заставило убедиться в том, что «рукописи не горят». Творчество Замятина и в те годы оставалось за семью печатями - столь еретическим оно представлялось тем, от кого в те годы зависела судьба нашего наследия.
Вопрос о том, какие явления, события ХХ века предвидел Замятин, возникает сам собой при чтении его романа, ибо писатель не только изобразил в условно-фантастической форме победу техники над человеком (об этом заставил писателя задуматься увиденный им в Англии процесс бурного развития науки и техники), но и сумел предсказать тот социально-политический режим, который называется тоталитарным.
Есть все основания рассматривать роман «Мы» не только как роман о романе, как роман авантюрный, психологический, любовный, философский, но и как роман исторический: законы развития человеческой истории чрезвычайно интересны Замятину.
Художник же, способный видеть целое раньше частей, общее прежде частного, главное, сущностное через множество деталей, предвидел ход общественного развития России на многие десятилетия вперёд. Мы узнаём на страницах романа «Мы» вехи советской истории - на протяжении свыше семидесяти лет. «Индустриализация» и «коллективизация», голод, «культурная революция» под контролем государственного аппарата, политические процессы против поводу разгрома очередных действительных или мнимых противников генеральной линии, единогласные выборы, «нерушимое единство партии и народа», культ Благодетеля (И.В. Сталина), «двухсотлетняя» холодная война, «железный занавес» и Берлинская стена, страна, превращённая в единый архипелаг ГУ ЛАГ и наполняющие лагеря миллионы под безликими номерами: Щ - 854 (знаменитый герой Солженицына - Иван Денисович) или Щ - 202 (сам А.И. Солженицын). Вспомним и «гениальные» афоризмы Сталина, заполнявшие десятилетиями умы советских людей: «Техника решает всё», «Кадры решают всё», «Писатели - инженеры человеческих душ», «Жить стало лучше, жить стало веселее», - и поймём, как много в нашей жизни было предсказано замятинским романом «Мы».
Роман «Мы» можно назвать романом-предостережением. Предостережением против такого будущего, каким оно станет, если всё пойдёт так, как началось. Эти опасения писателя имели под собой серьёзные основания. Революционное общество действительно было готово отвергнуть всю общечеловеческую культуру, мораль и психологию именно как индивидуалистические. А новую «пролетарскую» культуру, новую мораль и психологию представляли сплошь коллективистскими, совершенно не связанными с миром личности. Да и саму «новую» пролетарскую массу представляли обезличенной, лишенной индивидуальных переживаний, знающей только классовые чувства.
Не исключено, что Замятин прямо пародировал эти идеи. Но дело далеко не только в них. Родившийся как предостережение против социальных и идейных крайностей, роман «Мы» важен не самой лишь критикой этих крайностей, имеет не просто историко-литературное значение. Он продолжает жить, ибо причастен к острейшим, не теряющим напряжения проблемам века.
Написанный в 1920 году, роман Замятина с 1921 года получил широкое хождение в рукописных списках - настолько широкое, что литературная критика 20-х годов полемизировала на журнальных страницах с этим еще не опубликованным романом. Этот роман стоит одним из первых в ряду антиутопий ХХ века. Это произведения о будущем, которые рисуют его отнюдь не идеальным и светлым. Они предсказывают такое устройство общества, при котором человеческая личность будет обесценена, подавлена властью машин или политической диктатурой. Особенно близким к замятинскому «Мы» кажется роман Джона Оруэлла. Однако сам автор утверждал, что познакомился с книгой Замятина уже после того, как написал свою. Видимо, это действительно так и свидетельствует прежде всего о том, насколько чутко и точно реагировала свободная писательская мысль на опасность, таящуюся в социалистических утопиях об идеальном устройстве человеческого общества.
Существует точка зрения, что роман Замятина навеян не одними реалиями после октябрьской России, что Замятин предупреждал не только и даже не столько об опасности грядущего тоталитаризма, но еще больше об опасности возрастающей власти вещей, техники, прогресса. Спорить об этом нет смысла. Замятин действительно видел оборотные стороны западной цивилизации. Свидетельством может служить, например, полная иронии повесть «Островитяне», написанная в Англии и об Англии. И все же в 1920 году, в терзаемой военным коммунизмом России Замятина тревожила, надо думать, не будущая власть вещей и машин над людьми, а уже в те дни наступавшая на человека власть тоталитарного государства. Он понимал, что она более реальная и более опасная угроза человеческому будущему. И главный смысл eго предостережения направлен именно против любой формы диктатуры. Машины, мир вещей в его антиутопии, лишь ору дие для Единого Государства. Замятин представлял, конечно, что сами по себе они не несут опасности: важно, чему они служат.
Проблема личности и государства в романе Е.И. Замятина «Мы»
Замкнутая модель мира в романе Е.И. Замятина «Мы»
Роман «Мы» не только самое значительное произведение Евгения Замятина, но и наиболее яркое воплощение жанра антиутопии в русской литературе. Начало ХХ века, и особенно Октябрьская революция, породили в сознании людей новые утопические иллюзии. Многим жившим в ту прекрасную и трагическую эпоху казалось, что революция, как локомотив, мгновенно домчит человечество в «социалистический рай». Вот почему столь ощутимы элементы утопии в советской литературе первых послеоктябрьских лет. Но более проницательным художникам уже в те годы открылся бесчеловечный смысл реализации великой мечты, чудовищность попыток «железной рукой загнать человечество к счастью». События последующих десятилетий подтвердили правильность их прогнозов. ХХ век вместо столь желанной гармонии между человеком и миром принёс мировые войны и кровавые революции, тоталитарные режимы и экологические катастрофы, бурный рост промышленного производства, превративший людей в подобие механизмов. Этот век, как никакой другой, обесценил отдельную человеческую жизнь.
Отрекаясь от дня сегодняшнего, революционные романтики создавали идеальную модель дня завтрашнего. Замятин моделирует будущее, опираясь на сущностные черты настоящего. О каком будущем может мечтать человек, перед которым настоящее поставило единственную задачу - физически выжить; который лицом к лицу столкнулся с угрозой голодной смерти, физической расправы? На этот вопрос Замятин отвечает книгой, в которой вопреки всем утопическим концепциям современной ему советской литературы создаёт модель мира будущего, в котором решены все материальные проблемы. Человек в этом мире не знает ни страха, ни голода, ни холода. Там торжествует плоть, а «равенство всеобщей сытости» достигнуто путём устранения индивидуальной свободы. И не случайно страна, изображённая в романе «Мы», обнесена Зелёной Стеной. Страна искусственного счастья напоминает замкнутый, отгороженный от всей вселенной остров. Общество, изображённое в романе, достигло материального совершенства и остановилось в своём развитии, погрузившись в состояние духовной и социальной энтропии.
В романе «Мы» писатель стремится рассказать о так называемой «конвергенции», то есть о смешении систем в один «технократический котёл». Здесь выявляется борьба двух полярных начал: за человека или против него; гуманизм или фанатизм, исходящий из того, что люди, народ нуждаются в жестоком пастыре. Неважно, кто он - обожествлённый тиран или свирепый творец всего сущего; важно, чтобы человека можно было бы загнать в раба, в муравья, в обезличенный «нумер».
Одна из главных мысль о том, что происходит с человеком, государством, обществом, цивилизацией, когда они, поклонясь абстрактно - разумному бытию, книжным, теоритически сконструированным идеалам, добровольно отказываются от свободы личного самоосуществления и ставят знак равенства между несвободой и коллективным счастьем. При таком историческом «выборе» цивилизация, укореняющаяся в несвободном обществе, неизбежно оказывается технотронной, машинизированной, бездуховной; люди превращаются в простой придаток машины, в продолжение громадного централизованного механизма государственного управления. Перед глазами идеологически оболваненного Д - 503 предстаёт символическая картина идеального общественного устройства, восхищающая его эстетически и нравственно.
Таким образом, при всей непохожести замятинских произведений неизменным остаётся создаваемое автором замкнутое художественное пространство. Это пространство служит писателю моделью современного ему мира. Положение человека в этом мире определяется его способностью или неспособностью преодолеть замкнутость, победить в себе звериное, утробное, вырваться на просторы свободного духа.
Действие романа, перенесённое на несколько столетий вперёд, происходит в некоем Едином Государстве, укрытом от «дикого» пространства Зелёной Стеной, отлитой из «самого незыблемого, вечного стекла», в момент, когда жителям фантастического города предстоит выйти за пределы своего пространства и «благодетельному игу разума подчинить неведомые существа, обитающие на иных планетах».
Мотив стекла символизирует парадоксальное сочетание вынужденной «публичности» существования, жизни с разъединённостью людей, так как стекло не только открывает глазу жизнь другого, но и служит невидимой границей, преградой - кажущаяся доступность взгляду не означает родства, даже простого знакомства. Со стеклом связано представление о хрупкости и непрочности - ещё одно напоминание об искусственности, рукотворности Единого Государства. Хрупкость мотивирует мотивы упрощения: нумер, вместо имени, серо-голубая юнифа в качестве одежды для всех, прогулки в шеренгах, любовь по розовым талонам - таково гротескное выражение идеи упрощения, на основе которого оказывается возможной организация, с помощью которой «стеклянный» - хрупкий, искусственный - мир защищает себя от гибели, подобно тому, как это делает, согласно версии русской литературы, «самый уменьшенный» город русской истории.
Уже на первых страницах романа Е. Замятин создаёт модель идеального, с точки зрения утопистов, государства, где найдена долгожданная гармония общественного и личного, где все граждане обрели наконец желаемое счастье.
«Как всегда, Музыкальный Завод всеми своими трубами пел Марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера - сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди - государственный нумер каждого и каждой. И я - мы, четверо, - одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке». Отметим, что в вымышленной стране, созданной воображением Замятина, живут не люди, а нумера, лишенные имен, облаченные в юнифы (то есть униформу). Внешне схожие, они ничем не отличаются друг от друга и внутренне. Неслучайно с такой гордостью восклицает герой, восхищаясь прозрачностью жилищ: «Нам нечего скрывать друг от друга». «Мы счастливейшее среднее арифметическое», - вторит ему другой герой, государственный поэт R-13. Одинаковостью, механичностью отличается вся их жизнедеятельность, предписанная Часовой Скрижалью. Это характерные черты изображенного мира. Лишить возможности изо дня в день выполнять одни и те же функции значит лишить счастья, обречь на страдания, о чем свидетельствует история «О трех отпущенниках».
В Едином Государстве воцарилось всеобщее «математически безошибочное счастье». Его обеспечивает само Единое Государство. Но счастье, которое оно даёт людям, - лишь материальное, а главное - в общих, одинаковых и обязательных для всех формах. Каждый получает сытость, покой, занятие по способностям, полное удовлетворение всех физических потребностей - и ради этого должен отказаться от всего, что отличает его от других: от живых чувств, собственных стремлений, естественных привязанностей и собственных побуждений. Словом от собственной личности. Само понятие «человек» заменено понятием «нумера», и золотые бляхи с присвоенными номерами каждый носит на груди. Человеческая жизнь перестала быть высшей ценностью, о чём свидетельствует также эпизод испытания Интеграла: десять нумеров, погибших при испытании, повествователь называет бесконечно малой третьего порядка. Материальные проблемы были решены в ходе Двухсотлетней войны. Победа над голодом одержана за счет гибели 0,8 населения. Но победа в Двухсотлетней войне имеет еще одно важное значение. Город побеждает деревню, и человек полностью отчуждается от матери-земли, довольствуясь теперь нефтяной пищей.
Что касается духовных запросов, то государство пошло не по пути их удовлетворения, а по пути их подавления, ограничения, строгой регламентации. Первым шагом было введение сексуального закона, который свёл великое чувство человеческой любви к «приятно - полезной функции организма».Сведя любовь к чистой физиологии, Единое Государство лишило человека личных привязанностей, чувства родства, ибо всякие прочные связи, кроме связи с Единым Государством, преступны. Несмотря на кажущуюся монолитность, нумера абсолютно разобщены, отчуждены друг от друга, а потому легко управляемы. Большую роль в создании иллюзии счастья играет Зелёная Стена. Человека легче убедить, что он счастлив, оградив его от всего мира, не давая соприкасаться с иными формами жизни, отняв возможность сравнивать и анализировать. Государство подчинило себе не только пространство, но и время каждого нумера, создав Часовую Скрижаль. Оно отняло у своих граждан способность к интеллектуальному и художественному творчеству, заменив его Единой Государственной Наукой, механической музыкой и государственной поэзией. Стихия творчества насильственно приручена и поставлена на службу обществу. Стоит обратить внимание на названия поэтических книг, свидетельствующие об утилитарности искусства в этом мире: «Цветы судебных приговоров», трагедия «Опоздавший на работу», «Стансы о половой гигиене». Однако даже решив все эти проблемы, Единое Государство не чувствует себя в полной безопасности. Не случайно же в этой стране создана целая система подавления инакомыслия. Это и Бюро Хранителей, Операционное Бюро с его чудовищным Газовым Колоколом, и Великая Операция, и доносительство, возведённое в ранг добродетели.
Насилие над личностью вызывает у людей не естественную болевую реакцию, а восторг. Это объясняется тем, что у Единого Государства есть оружие пострашнее Газового Колокола. И оружие это - слово. Именно слово может не только подчинить человека чужой воле, но и сформировать особый тип сознания, оправдать насилие и рабство, заставить человека поверить, что несвобода - это и есть счастье.
Подтверждение идеям Единого Государства звучит и в словах R-13. Он находит его в религии древних, то есть в Христианстве, истолковывая его по-своему: «Тем двум в раю - был предоставлен выбор: или счастье без свободы - или свобода без счастья; третьего не дано. Они, олухи, выбрали свободу - и что же: понятно - потом века тосковали об оковах. И только мы снова догадались, как вернуть счастье… Благодетель, Машина, Куб, Газовый Колокол, Хранители - все это добро, все это величественно, прекрасно, благородно, возвышенно, кристально-чисто. Потому что это охраняет нашу несвободу - то есть наше счастье».
На первой странице романа появляется образ, который станет в нём центральным и обретёт особый символический смысл. Это образ Интеграла. Интеграл - важная деталь, принадлежащая научно - фантастическому плану замятинского произведения. Это космический снаряд, способный вырваться за пределы околоземной атмосферы, достичь иных миров, принести туда Благую весть о существовании Единого Государства и с помощью абсолютного знания, каким обладает этот рукотворный рай, пересоздать, «интегрировать» Вселенную, которая пока пребывает в состоянии «дикой свободы». «Вам предстоит благодетельному игу разума подчинить неведомые существа, обитающие на иных планетах - быть может, ещё в диком состоянии свободы. Если они не поймут, что мы несём им математически безошибочное счастье, наш долг заставить их быть счастливыми». «Газетная литература» далёкого и мрачного будущего слово в слово воссоздаёт лозунги первых лет революции - о победе мировой Революции, о распространении диктатуры пролетариата и социализма на всё или хотя бы близлежащие государства, о торжестве братства, труда и свободы... Было и такое: «Железной рукой загоним человечество в счастливое будущее!» Именно вокруг Интеграла завязываются основные события, выстраивается любовный, авантюрный, психологический сюжеты романа.
Но образ Интеграла не только продуцирует сюжетную динамику, не только способствует возникновению в произведении сложного психологического плана, но и вводит в роман дискуссию о возможности создания «нового мира» и «нового человека» - дискуссию, которая завязалась в России ещё в 60-е годы ХIХ века, приобрела особенно острый характер на рубеже веков и, получив дополнительный импульс в условиях революционной ситуации, не стихала на протяжении 20-х годов ХХ века и длится, можно сказать, по сей день.
Человек и власть. Что это: вечные противники или союзники на века? И вообще, способен ли человек жить сам по себе, без «руководящей и направляющей» руки. Вопрос не только из области философии, достаточно вспомнить, сколько крови пролилось из-за этого вопроса. С древних веков рвался человек из пут власти: восставал, сжигал, убивал и, успокоенный железом и кровью, терпел гнёт ещё более тяжкий и горький. Недаром К. Маркс сделал вывод, что вся история человечества - беспрерывная цепь борьбы тех, кто у власти, и тех, кто на эту власть работает. Люди власти были разными: глупыми и умными, жестокими и слабоумными, хитрыми и принципиальными. И всегда, особенно в ХХ веке, находились люди, провозглашавшие свою власть абсолютной и непогрешимой, создавая миф о «божественности» своего предназначения. Именно такой миф лёг в основу образа Благодетеля в романе Е.И. Замятина «Мы».
Образа, во многом провидческого. Ведь благодетель - это уже не человек - это символ, символ власти. Недаром у него нет имени. Нет имени - нет индивидуальности. Он - один из ряда благодетелей. Почти номер, который носят его подданные. И неважно: толстый он или худой, одноногий или с пятью пальцами. Такая деперсонофикация власти не случайна: Благодетель уподобляется духу святому - вездесущему и всезнающему.
Так создаётся миф. Но ведь внутри этого мифа живёт настоящий, живой человек, не всегда соответствующий своему двойнику с портретов. И, как ни странно, именно он и является самым главным врагом самому себе, вернее мифическому «себе». Ведь покажи настоящего Благодетеля людям, поверили бы они, что это и есть их «божественная судьба»? Поэтому Благодетель всегда одинок, у него нет друзей, нет любимых, только свой двойник. Бог - всегда один - вот девиз подобных людей. А ведь человек не Бог, он может и должен ошибаться. Только человеку-богу некому об этом сказать. Только человек-бог никогда не признаётся в этом самому себе. А толпа, уверенная в мудрости вождя, слепо последует за ним.
Этот порочный круг трудно разорвать. Но можно. Только те, кто способен мыслить, не соглашаться, искать ответы, а не брать их готовыми из книг и речей Благодетеля, способны порвать этот мифический ореол божественности. Таких людей немного, но они будут всегда. Для таких мифы - только мифы. Ложь - только ложь. Бог - только человек. Таких людей всегда боялись земные «боги», потому что именно они свергали их троны. Ведь нет ничего страшнее для томов мифов, чем одно слово правды. И один способен за это слово выразить фантазию миллионов, а другие - отдать свои жизни. Миф всегда опирается на страх и насилие, правда - всегда добро. Вот, что хотел сказать Замятин своим Благодетелем.
Постигая чудовищную логику, а точнее - идеологию Единого Государства, необходимо вслушаться в его официальный язык. С первых же страниц романа бросается в глаза обилие оксюморонов: «благодетельное иго разума», «дикое состояние свободы», «наш долг заставить их быть счастливыми», «самая трудная и высокая любовь - это жестокость», «я снова свободен, то есть, вернее, снова заключен в стройные, бесконечные, ассирийские ряды», «Благодетель, мудро связавший нас по рукам и ногам благодетельными тенетами счастья». Этот прообраз оруэлловского новояза не просто особый язык. Это особый тип сознания, который, пожалуй, и является главным достижением и главным преступлением Единого Государства, ибо в этом сознании произошла подмена всех выношенных мировой культурой человеческих ценностей. Здесь несвобода - счастье, жестокость - проявление любви, а человеческая индивидуальность - преступление.
Однако человеческая природа не выносит такого пусть благополучного, но безличного существования. Вопреки безупречно организованному устройству жизни пробиваются, дают себя знать живые человеческие эмоции и страсти.
Сочинение
«Личность и государство» в произведение Замятина «Мы».
Роман Замятина «Мы» написан в 1921 году, в сложное для
нашей страны время. Россия прощается со «старым миром»
и строит «новую жизнь». Роман впервые публикуется в
нашей стране в 1988 году в журнале «Знамя».
Замятин в своей антиутопии «Мы» рисует будущее
мрачными красками. Описывая общество, где поклонение
всему техническому и математическому доведено до
абсурда, он стремится предупредить людей о том, что
технический прогресс без соответствующих нравственных
законов может принести страшный вред. В его Едином
Государстве, несмотря на высокий уровень развития
науки и техники, искажены общечеловеческие понятия о
добре и зле, отрицается творческое начало в человеке,
ценность человеческой личности автор показывает нам
государство, представляющее собой огромный слаженный
механизм, который работает в точном соответствии в
расписанием, запрограммированным Скрижиталью. Автор
показывает читателям не государство, в которое состоит
из личностей, а государство, где человек лишь только
часть государства. Люди в этом обществе – это мелкие
винтики, на которых держится вся конструкция Единого
Государства. Все эти «винтики» лишены
человеческого «Я», и это автор подчеркивает тем, что
не дает героям своего романа имена. Вместо имен он дал
им «нумера». В этом романе, по-моему, одна из главных
проблем это обезличивание, обездушивание, омашинивание
людей. В романе личность ничего не значит. «Я» просто
не существует. «Я» превратилось в «Мы», здесь каждый
человек «не один», а «один из». Сравнить «Я» и «Мы»
можно на примере весов. Две чаши весов: на одной
грамм – «Я», на другой тонна – «Мы», Единое
Государство. Грамм не может уравновесить тонну, из
этого следует, что тонне – права, грамму –
обязанности. Четкое расписание до мельчайших
подробностей, при котором забывалось и не ощущалось
собственное «Я». Главная черта Единого Государства это
отсутствие собственной свободы, собственного «Я». Был
создан механизм, состоящий из тысяч винтиков «Я». «Мы
идем – одно миллионоголовое тело, и в каждом из нас –
та смиренная радость, какою, вероятно, живут молекулы,
атомы, фагоциты. «Мы»- от Бога, а «Я»- от дьявола».
Замятин показал ужасную ситуацию, когда отношение к
человеку как к «одному из» вызывает обесценивание
человеческой жизни. Нужно вспомнить эпизод, в котором
гибнут люди при испытании «Интеграла». Отношение
строителей «Интеграла» к погибшем людям: чего беречь
кого-то одного, когда он такой же, как все, и легко
заменяется другим. Обезличивание людей привело к тому,
что все жители Единого Государства похожи друг на
друга. Похожи на столько, что они думают одинаково.
Замятин изображает в своем романе государство, в
котором решены все проблемы. Здесь все сыты, одеты, у
каждого есть свое жилье, все имеют работу. Покорены и
подчинены человеку все природные стихии. К тому же
государство освободило человека от необходимости
принимать решения, делать выбор, тем самым сняв с него
тяжелейшую ношу человеческого существования. Но людям
пришлось заплатить за «стопроцентное счастье». За
это «счастье» им пришлось оплатить утратой личности,
отказом от отцовства и материнства, потерей культуры,
изгнанием за пределы города, за стену живой природы, а
главное – несвободой. Тотальная тирания стремится
подавить и раздавить личность, но, с другой стороны,
обезличивание, стремление к уравнительности в
потреблении, боязнь принимать на себя ответственность
за выбор, ненависть к ярким проявлениям человеческой
индивидуальности, нетерпимость к инакомыслию,
конформизм создают питательную почву для проявления
всякого рода Благодетелей. В этом тоталитарном
государстве не привыкли считаться с мнением каждого,
здесь правит Благодетель. Счастье здесь
считают «приятно-полезной формулой». Блаженство и
зависть для жителей Единого Государства – «числитель и
знаменатель дроби, именуемой счастьем». Тотальные
слежки, пытки, казни – необходимые атрибуты Единого
Государства. Можно провести параллель с тем, что
происходило в России. После революции семнадцатого
года Ленин хотел построить государство, в котором не
было бы ни бедных, ни богатых. Для достижения этой
цели руководство страны прибегла к пыткам, слежкам,
ссылкам. Но никакие деформации не смогли уничтожить
живую душу народа, убить в ней стремление к свободе,
полноте человеческого бытия. Одно из свидетельств
того – наша литература, хранительница нравственного
ненофонда народа, его упований, его совести.