Самое главное, что мы должны знать о женщинах в Красной армии, — это то, что служило их там достаточно много, и они сыграли весьма важную роль в разгроме фашизма. Отметим, что не только в СССР женщин призывали в армию, в других странах тоже, но только у нас представительницы прекрасного пола участвовали в боевых действиях, служили в боевых частях.
Исследователи отмечают, что в разные периоды в рядах Красной армии служило от 500 тысяч до 1 миллиона женщин. Это достаточно много. Почему женщин стали призывать в армию? Во-первых, среди представительниц прекрасного пола изначально были военнообязанные женщины: медики, прежде всего, пилоты гражданской авиации (не так уж и много, но все-таки). И вот, когда началась война, тысячи женщин на добровольных началах стали вступать в народное ополчение. Правда, их довольно быстро отправили обратно, поскольку установки — призывать женщин в армию — не было. То есть, еще раз уточним, в 1920—1930-х годах женщины в частях Красной армии не служили.
Только в СССР в годы войны женщины принимали участие в боевых действиях
Собственно, призыв женщин в армию начался весной 1942 года. Почему именно в это время? Не хватало людей. В 1941 — начале 1942 годов советская армия понесла колоссальные потери. Кроме того, на оккупированной немцами территории находились десятки миллионов человек, среди которых — мужчины призывного возраста. И когда в начале 1942 года составили план формирования новых воинских соединений, то выяснилось, что людей не хватает.
Женщины из подразделения народного ополчения на военных занятиях, 1943 год
В чем была идея призыва женщин? В том, чтобы женщины заменили мужчин на тех позициях, где они могли их действительно заменить, а мужчины отправились в боевые части. По-советски это называлось очень просто — добровольная мобилизация женщин. То есть теоретически женщины шли в армию добровольно, на практике это было, конечно, по-разному.
Были описаны параметры, каких женщин следует призывать: возраст — 18−25 лет, образование не ниже семи классов, желательно, чтобы были комсомолками, здоровыми и так далее.
Признаться честно, статистика по женщинам, которых призывали в армию, очень скудная. Более того, долгое время она находилась под грифом секретности. Только в 1993 году удалось кое-что прояснить. Вот некоторые данные: в войсках ПВО служило около 177 тысяч женщин; в войсках местной противовоздушной обороны (ведомство НКВД) — 70 тысяч; связисток было почти 42 тысячи (это, между прочим, 12% всех войск связи в Красной армии); медиков — свыше 41 тысячи; женщин, которые служили в ВВС (в основном в качестве вспомогательного персонала) — свыше 40 тысяч; 28,5 тысяч женщин — это повара; почти 19 тысяч — водители; в ВМФ служила почти 21 тысяча; в ЖДВ — 7,5 тысяч и около 30 тысяч женщин несли службу в самых разных ипостасях: скажем, от библиотекарей, например, до снайперов, командиров танков, разведчиц, летчиков, военных пилотов и так далее (о них, кстати говоря, больше всего и написано, и известно).
Возраст и образование были основными критериями отбора
Надо сказать, что мобилизация женщин проходила через комсомол (в отличие от призывников мужского пола, которые числились на учете в военкоматах). Но, конечно, призывали не только комсомолок: их бы просто не хватило.
Что касается организации быта женщин в армии, то каких-то сверхновых решений предпринято не было. Постепенно (не сразу) их обеспечили формой, обувью, какими-то предметами женского туалета. Жили все вместе: и простые крестьянские девушки, «многие из которых стремились как можно скорее забеременеть и отправиться домой живыми», и интеллектуалки, которые читали Шатобриана перед сном и сожалели, что книги французского писателя в оригинале никак не достать.
Советские летчицы обсуждают прошедший боевой вылет, 1942 год
Нельзя не сказать о мотивах, которыми руководствовались женщины, когда шли на службу. Мы уже упоминали о том, что мобилизация считалась добровольной. Действительно, многие женщины сами рвались в армию, досадовали, что не попали в боевые части. Например, Елена Ржевская, известная писательница, жена поэта Павла Когана, еще до призыва, в 1941 году, оставив дочь родителям мужа, добилась того, что ее взяли на фронт переводчицей. И Елена прошла всю войну, вплоть до штурма Берлина, где она участвовала в поисках Гитлера, в проведении опознания и расследовании обстоятельств его самоубийства.
Другой пример — штурман эскадрильи Галина Джунковская, впоследствии Герой Советского Союза. В детстве Галина умудрилась засунуть себе в ухо вишневую косточку, поэтому на одно ухо она не слышала. По медицинским показаниям ее не должны были взять в армию, но она настояла. Доблестно служила всю войну, была ранена.
Однако другая половина женщин оказалась на службе, что называется, под давлением. В документах политических органов жалоб на нарушение принципа добровольности масса.
Походных жен имели даже некоторые представители высшего командования
Коснемся довольно щепетильного вопроса — вопроса интимных отношений. Известно, что за время войны немцы создали целую сеть военно-полевых борделей, большая часть из которых располагалась на Восточном фронте. По идеологическим соображениям в Красной армии ничего подобного быть не могло. Однако оторванные от своих семей советские офицеры и солдаты все-таки заводили так называемых походно-полевых жен из числа женщин-военнослужащих. Даже некоторые представители высшего командования имели подобных сожительниц. Например, маршалы Жуков, Ерёменко, Конев. Двое последних, кстати, во время войны на своих боевых подругах женились. То есть бывало по-разному: и романтические отношения, и любовь, и принуждение к сожительству.
Советские женщины-партизанки
В данном контексте лучше всего процитировать письмо Елены Дейчман, медсестры, студентки Московского института философии, литературы и истории, которая добровольцем пошла в армию еще до призыва. Вот что она пишет своему отцу в лагерь в начале 1944 года: «Большинство девушек — и среди них есть хорошие люди и работники — вышли здесь в части замуж за офицеров, которые живут с ними и заботятся о них, и все-таки, это временные, непостоянные и непрочные браки, т. к. каждый из них имеет дома семью и детей и не собирается их бросать; просто трудно жить человеку на фронте без ласки и одиноко. Я в этом отношении исключение, и за это, я чувствую, меня особенно уважают и отличают». И продолжает: «Многие мужчины здесь говорят, что после войны они не подойдут и разговаривать с военной девушкой. Если у нее есть медали, то они, мол, знают за какие «боевые заслуги» медаль получена. Очень тяжело сознавать, что многие девушки заслужили своим поведением такое отношение. В частях, на войне, нам надо быть особенно строгими к себе. Мне не в чем упрекнуть себя, но иногда я с тяжелым сердцем думаю, что может быть кто-нибудь, кто не знал меня здесь, увидев меня в гимнастерке с медалью, обо мне также скажет с двусмысленным смехом».
За подвиги около ста женщин были награждены высшими наградами
Что касается беременности, то эта тема воспринималась в армии как вполне нормальное явление. Уже в сентябре 1942 года было принято специальное постановление о снабжении беременных женщин-военнослужащих всем (по возможности, конечно) необходимым. То есть все прекрасно понимали, что стране нужны люди, надо как-то замещать все эти гигантские потери. Кстати, за первое послевоенное десятилетие вне брака родилось 8 миллионов детей. И это был выбор женщин.
Есть один очень любопытный, но в то же время трагический сюжет, связанный с этой темой. В знаменитом Таманском гвардейском авиаполку служила Вера Белик, штурман. Она вышла замуж за летчика из соседнего полка и забеременела. И вот перед ней встал выбор: или закончить воевать, или со своими боевыми подругами идти дальше. И она сделала аборт (аборты, конечно, были запрещены в СССР, но, в общем, во время войны на это смотрели сквозь пальцы) втайне от мужа. Была страшная ссора. А в одном из последующих боевых вылетов Вера Белик погибла вместе с Татьяной Макаровой. Летчицы сгорели заживо.
«Леди Смерть», снайпер Людмила Павличенко, 1942 год
Говоря о мобилизации женщин в Красную армию, невольно возникает вопрос: удалось ли руководству страны решить поставленные задачи? Да, конечно. Только подумайте: за подвиги в годы Великой Отечественной войны около ста женщин были удостоены звания Героя Советского Союза (в основном это были летчицы и снайперы). К сожалению, большинство из них посмертно… Вместе с тем нельзя забывать о женщинах-партизанках, подпольщицах, медиках, разведчицах, о тех, кто не получил большой награды, но совершил настоящий подвиг — прошел войну и внес свой вклад в победу.
Женщины войны 1941-1945гг.
Великая война 1941-45 гг., которая по замыслу начавшей ее гитлеровской Германии должна принести ей мировое господство, в итоге обернулась для нее полным крахом и доказательством могущества СССР. Советские воины доказали, что победить можно, только проявив мужество и доблесть, и они стали образцами проявления героизма. Но вместе с тем история войны довольно противоречива.
Как мы знаем на войне были не только мужчины, но и женщины. Именно о женщинах войны будет наш сегодняшний разговор.
Страны-участники Второй мировой войны прилагали максимум усилий для победы. Многие женщины добровольно записались в вооруженные силы или выполняли традиционную мужскую работу дома, на предприятиях и на фронте. Женщины работали на заводах и в правительственных организациях, были активными участницами групп сопротивления и вспомогательных подразделений.
Сравнительно немного женщин сражались непосредственно на линии фронта, но многие стали жертвами бомбардировок и военных вторжений. К концу войны более 2-х миллионов женщин работали в сфере военной промышленности, сотни тысяч добровольно ушли на фронт санитарками или записались в ряды армии. Только в СССР в военные подразделениях наравне с мужчинами служили около 800 тысяч женщин
О женщинах войны написано много статей того времени, о их героических поступках и мужестве, они готовы были отдать жизнь за родину,
и не боялись нечего
Женщины, служившие в Красной Армии во время Великой Отечественной войны. Связистки, санитарки, зенитчицы, снайперы и многие другие. За годы войны более 150 тысяч женщин за героизм и мужество, проявленные в боях, награждено боевыми орденами и медалями, из них 86 стали Героями Советского Союза, 4 – полными кавалерами ордена Славы. Именно такие награды получали женщины войны, они получили их не просто так, а за то что они защищали нашу родину и не хуже нашего сильного пола.
Руднева Евгения Максимовна
Родилась Женя Руднева в 1920 г. в г. Бердянске.
В 1938 г. Женя окончила среднюю школу с аттестатом отличника и стала студенткой мехмата МГУ.
Когда началась Великая отечественная война, Женя сдавала весеннюю экзаменационную сессию, оканчивая 3-й курс. Страстно влюбленная в свою специальность, в далекие неугасимые звезды, студентка, которой прочили большую будущность, она твердо решила, что учиться не будет, пока не кончится война, что ее путь лежит на фронт.
... 8 октября 1941 г. был подписан секретный приказ Главнокомандующего Советской армии N 00999 о формировании трех женских авиационных полков NN 586, 587, 588 - истребители, пикирующие бомбардировщики и ночные бомбардировщики. Вся организационная работа поручалась Герою Советского Союза Марине Расковой. И тогда, 9 октября ЦК комсомола объявил по Москве призыв девушек, желающих добровольно пойти на фронт. Сотни девушек пришли в армию по этому призыву.
В феврале 1942 г. из группы формирования был выделен наш 588 ночной авиаполк на самолетах "У-2". Весь состав полка был женский. Женю Рудневу назначили штурманом звена и присвоили звание - старшина.
В мае 1942 г. наш полк Марина Раскова привела на Южный фронт и передала в 4 Воздушную армию, командовал которой генерал-майор К.А. Вершинин. ...В воздухе господствовала немецкая авиация, и днем на "У-2" летать было очень опасно. Мы летали каждую ночь. Лишь только наступали сумерки, вылетал первый экипаж, через три-пять минут - второй, затем третий, когда на вылете стоял последний, мы уже слышали тарахтенье мотора возвращающегося первого. Он садился, на самолет подвешивались бомбы, заправляли бензином, и экипаж снова летел на цель. За ним второй, и так до рассвета.
В одну из первых ночей погибли командир эскадрильи со штурманом, и Женя Руднева была назначена штурманом 2-ой эскадрильи, к командиру эскадрильи Дине Никулиной. Экипаж Никулина - Руднева стал одним из лучших в полку.
Командарм Вершинин стал гордиться нашим полком. "Вы самые красивые женщины в мире", - сказал он. И даже то, что немцы называли нас "ночными ведьмами", стало признанием нашего мастерства... Не прошло и года на фронте, как нашему полку, первому в дивизии, присвоили Гвардейское звание, и стали мы 46-м Гвардейским полком ночных бомбардировщиков.
В ночь на 9 апреля 1944 года над Керчью Женя Руднева совершала свой 645-ый вылет с летчиком Паной Прокопьевой. Над целью их самолет был обстрелян и загорелся. Через несколько секунд внизу взорвались бомбы - штурман успел сбросить их на цель. Самолет сначала медленно, спиралью, а потом все быстрее стал падать на землю, казалось, летчик пытается сбить пламя. Потом из самолета фейерверком стали разлетаться ракеты: красные, белые, зеленые. Это уже горели кабины... Самолет упал за линией фронта.
Тяжело переживали мы гибель Жени Рудневой, нашего "звездочета", милой, нежной, любимой подруги. До самого рассвета продолжались боевые вылеты. Вооруженцы писали на бомбах: "За Женю!"
... Потом мы узнали, что тела наших девушек были похоронены местными жителями под Керчью.
26 октября 1944 г. штурману 46-го Гвардейского авиационного полка гвардии старшему лейтенанту Рудневой Евгении Максимовне было присвоено звание Герой Советского Союза, посмертно... Имя Жени увековечено среди любимых ею звезд: одна из открытых малых планет названа "Руднева".
"32 девушки погибли в нашем 588 ночном авиаполку. Среди них и те, кто заживо сгорел в самолете, был сбит над целью, и те, кто погиб в авиакатастрофе или умер от болезни. Но это все наши военные потери.
Полк потерял от вражеского огня 28 самолётов, 13 лётчиков и 10 штурманов. Среди погибших командиры эскадрилий О. А. Санфирова, П. А. Макогон, Л. Ольховская, командир авиазвена Т. Макарова, штурман полка Е. М. Руднева, штурманы эскадрилий В. Тарасова и Л. Свистунова. В числе погибших Герои Советского Союза Е. И. Носаль, О. А. Санфирова, В. Л. Белик, Е. М. Руднева.
Для авиационного полка такие потери невелики. Это объяснялось в первую очередь мастерством наших летчиков, а также особенностями наших замечательных самолетов, которые одновременно и легко и трудно было сбить. Но для нас каждая утрата была невосполнима, каждая девушка была неповторимой личностью. Мы любили друг друга, и боль потерь живет в наших сердцах до сих пор.
Павличенко Людмила Михайловна - Герой обороны Одессы и Севастополя
Павличенко Людмила Михайловна - снайпер 54-го стрелкового полка (25-я стрелковая дивизия (Чапаевская), Приморская армия, Северо-Кавказский фронт), лейтенант.
Родилась 29 июня (12 июля 1916 года в посёлке Белая Церковь, ныне город Киевской области Украины, в семье служащего. Русская. Окончила 4 курса Киевского государственного университета.
Участница Великой Отечественной войны с июня 1941 - доброволец. Член ВКП(б)/КПСС с 1945 года В составе Чапаевской дивизии участвовала в оборонительных боях в Молдавии и на юге Украины. За хорошую подготовку её направили в снайперский взвод. С 10 августа 1941 года в составе дивизии участвует в героической обороне города Одессы. В середине октября 1941 года войска Приморской армии вынуждены были оставить Одессу и эвакуироваться в Крым для усиления обороны города Севастополя - военно-морской базы Черноморского флота.
250 дней и ночей Людмила Павличенко провела в тяжёлых и героических боях под Севастополем. Она вместе с воинами Приморской армии и моряками Черноморского флота мужественно защищала город русской воинской славы.
К июлю 1942 из снайперской винтовки Людмила Павличенко уничтожила 309 гитлеровцев . Она была не только отличным снайпером, но и прекрасным педагогом. За период оборонительных боёв она воспитала десятки хороших снайперов, которые, следуя её примеру, истребили не одну сотню гитлеровцев.
Звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" (№ 1218) лейтенанту Павличенко Людмиле Михайловне присвоено Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 октября 1943 года.
Мария Долина, командир экипажа пикирующего бомбардировщика Пе-2
Мария Долина, Герой Советского Союза, гвардии капитан, заместитель командирa эскадрильи 125-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка 4-й гвардейской бомбардировочной авиационной дивизии.
Мария Ивановна Долина (р. 18.12.1922) выполнила 72 боевых вылета на пикирующем бомбардировщике Пе-2, сбросила на противника 45 тонн бомб. В шести воздушных боях сбила 3 истребителя противника (в группе). 18 Августа 1945 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагом, ей было присвоено звание Героя Советского Союза.
Фото женщин Великой Отечественной Войны
Советская регулировщица на фоне горящего здания на улице Берлина.
Заместитель командира 125-го (женского) гвардейского бомбардировочного Борисовского полка имени Героя Советского Союза Марины Расковой майор Елена Дмитриевна Тимофеева.
Кавалер Ордена Славы II и III степеней снайпер 3-го Белорусского фронта старший сержант Роза Георгиевна Шанина.
Летчик-истребитель 586-го истребительного авиаполка ПВО лейтенант Раиса Нефедовна Сурначевская. На заднем плане истребитель Як-7. Одним из наиболее памятных воздушных боев с участием Р. Сурначевской состоялся 19 марта 1943 года, когда она в паре с Тамарой Памятных отразила налёт большой группы немецких бомбардировщиков на железнодорожный узел Касторная, сбив при этом 4 самолёта. Награждена орденами Красного Знамени и Отечественной войны, а также медалями.
Советская девушка-партизан.
Разведчица Валентина Олешко (слева) с подругой перед заброской в немецкий тыл в районе Гатчины.
В районе Гатчины располагался штаб 18-й немецкой армии, группе была поставлен задача похитить высокопоставленного офицера. Валентину и других разведчиков группы, спрыгнувших с парашютами на условный сигнал - пять костров - встретили переодетые офицеры Абвера. Это произошло потому, что немцы ранее взяли советского резидента, предварительно отправленного в этот район. Резидент не выдержал пыток и рассказал, что сюда скоро забросят разведгруппу. Валентину Олешко вместе с другими разведчиками расстреляли в 1943 году.
Колесова Елена Фёдоровна
8. 6. 1920 - 11. 9. 1942
Герой Советского Союза
Колесова Елена Фёдоровна - разведчица, командир диверсионной группы партизанского отряда специального назначения (войсковая часть № 9903).
Осенью 1942 года в деревнях и селах Борисовского района, Минской области, оккупированного в то время фашистскими войсками, были развешены объявления:
За поимку здоровенной бабы атамана-десантницы Лельки дается вознаграждение 30 000 марок, 2 коровы и литр водки.
Из всего, что писалось в объявлениях, правдой было только то, что Леля носила на груди орден Красного Знамени. Но видимо, немало неприятностей причинили десантницы оккупантам, если группа девушек-москвичек выросла в их воображении до отряда численностью 600 человек.
Родилась 1 августа 1920 года в деревне Колесово ныне Ярославского района Ярославской области в крестьянской семье. Русская. Отец умер в 1922 году, жила с матерью. В семье были ещё брат Константин и сестра Галина, брат Александр. С 8 лет жила в Москве с тётей и её мужем Савушкиными (улица Остоженка, 7). Училась в школе № 52 Фрунзенского района (2-й Обыденский переулок, 14). Закончила 7 классов в 1936 году.
В 1939 году окончила 2-е Московское педагогическое училище (ныне Московский городской педагогический университет). Работала учительницей в школе № 47 Фрунзенского района (ныне гимназия № 1521), затем старшей пионервожатой.
Участница Великой Отечественной войны с июня 1941 года. До октября 1941 года работала на строительстве оборонительных сооружений. Закончила курсы сандружинниц. После двух безуспешных попыток попасть на фронт в октябре 1941 года она была принята в группу (официальное наименование - войсковая часть № 9903) майора Артура Карловича Спрогиса (1904-1980) - особого уполномоченного разведотдела штаба Западного фронта. Прошла недолговременную подготовку.
Впервые в тылу врага оказалась 28 октября 1941 года с целью минировать дороги, уничтожать связь и вести разведку в районе станций Тучково, Дорохово и деревни Старая Руза Рузского района Московской области. Несмотря на неудачи (два дня в плену) были собраны некоторые сведения.
Вскоре было и второе задание: группа из 9 человек под командованием Колесовой 18 суток вела разведку и минировала дороги в районе Акулово - Крабузино.
В январе 1942 года на территории Калужской области (в районе г. Сухиничи) сводный отряд № 1 разведотдела штаба Западного фронта, в котором была Колесова, вступил в бой с вражеским десантом. Состав группы: Елена Фёдоровна Колесова, Антонина Ивановна Лапина (1920 г.р., в мае 1942 г. попала в плен, угнана в Германию, по возвращении из плена жила в г. Гусь-Хрустальный) - заместитель командира группы, Мария Ивановна Лаврентьева (1922 г. р., в мае 1942 попала в плен, угнана в Германию, дальнейшая судьба неизвестна), Тамара Ивановна Махонько (1924-1942), Зоя Павловна Суворова (1916-1942), Нина Павловна Суворова (1923-1942), Зинаида Дмитриевна Морозова (1921-1942), Надежда Александровна Белова (1917-1942), Нина Иосифовна Шинкаренко (1920-). Группа выполнила задачу и задержала врага до подхода частей 10-й армии. Все участники боя были награждены. В Кремле 7 марта 1942 года Председатель ВЦИК СССР М. И. Калинин вручил Колесовой орден Красного Знамени. В марте 1942 года вступила в ряды ВКП(б).
В ночь под 1 мая 1942 года диверсионно-партизанская группа из 12 девушек под командованием Е. Ф. Колесовой была сброшена на парашютах в Борисовском районе Минской области: многие девушки не имели опыта прыжков с парашютом - трое разбились при приземлении, одна сломала позвоночник. 5 мая две девушки были задержаны и попали в гестапо. В первых числах мая группа начала боевые действия. Партизаны взрывали мосты, пускали под откосы воинские эшелоны с гитлеровцами и военной техникой, нападали на полицейские участки, устраивали засады, уничтожали предателей. За поимку «атамана-десантницы Лёльки» («высокая, здоровенная, лет 25, с орденом Красного Знамени») было обещано 30 тысяч рейхсмарок, корова и 2 литра водки. Вскоре в отряд вступили 10 местных комсомольцев. Немцы узнали местонахождение лагеря диверсионно-партизанской группы и блокировали его. Деятельность партизан была сильно затруднена, и Елена Колесова увела группу глубоко в лес. С 1 мая по 11 сентября 1942 года группой уничтожен мост, 4 вражеских эшелона, 3 автомашины, разгромлено 6 вражеских гарнизонов. Летом, днём на глазах у часового, подорвала вражеский эшелон с техникой врага.
11 сентября 1942 года началась операция по уничтожению группой партизанских отрядов немецкого гарнизона сильно укреплённой деревни Выдрицы. В этой операции активное участие принимала и группа Колесовой. Операция прошла успешно - вражеский гарнизон разгромили. Но Елена была смертельно ранена в бою.
Вначале была похоронена в деревне Миговщина Крупского района Минской области. В 1954 году останки перенесены в город Крупки в братскую могилу, в которой были захоронены и её боевые подруги. На могиле поставлен памятник.
Эти списки можно продолжать до бесконечности.
Наши советские женщины прошли через огонь и воду и некоторые не вернулись, но они отдали свою жизнь не напрасно они защищали Родину и не напрасно погибли за неё. Они погибли мужественно и всегда их подвиг останется у нас в памяти.
Один человек написал очень красивые слава про этих Женщин
«Смотрю я на эти фотографии и думаю - какие же они все красивые! И пусть крылья, которые им подарила война, из фанеры. Пусть немцы называли их не иначе, как ведьмы - они богини! Им не нужна была для этого косметика. Может иногда замусоленный карандаш подведет бровь и кудряшки завьются благодаря бумажке и бинтику - вот и весь марафет. А все равно - прекрасны! Они не щеголяли в брендовых одежках, а все равно - форма была к лицу и по фигуре.
Особенно вглядываюсь в лица тех, кто так и остался в военном небе. Какие бы у них были дети? А как должно быть гордились сейчас ими внуки...
Вот как в этих строках, которые посвятила Наталья Меклин своей боевой подруге Юлии Пашковой - Юльке...
Юле Пашковой
Ты стоишь, обласканная ветром.
Солнечные блики на лице
Как живая смотришь ты с портрета,
Улыбаясь в траурном кольце.
Нет тебя - а солнце не погасло…
И по-прежнему цветет сирень…
Мне не верится, что ты вдруг - насмерть!
В этот светлый и весенний день.
Что теперь лежишь ты одиноко,
Погрузившись в неземные сны,
Не прожив положенного срока,
До двадцатой не дожив весны.
Минут годы, и тебе поставят
Памятник, чтоб должное воздать.
А пока - фанерная, простая,
Загорелась над тобой звезда.»
До Великой Отечественной войны женщины в частях Красной Армии не служили. Но нередко «несли службу» на пограничных заставах вместе со своими мужьями-пограничниками.
Судьбы этих женщин с приходом войны сложились трагически: большая их часть погибла, лишь единицы сумели выжить в те страшные дни…
К августу 1941-го года стало очевидно, что без женщин никак не обойтись.
Утро 2 мая 1945-го выдалось ласковым. Ефрейтор Шальнева регулировала движение нашей военной техники в полутора километрах от рейхстага. Вдруг одна «эмка» съехала на обочину, из машины вышел поэт Евгений Долматовский и фронтовой корреспондент Евгений Халдей. Опытный глаз фотокора ТАСС сразу же «выхватил типаж». Халдей не вышел из машины спокойно, как это сделал. Долматовский, он выскочил из нее, словно его ошпарили кипятком, чуть не сбив своего товарища с ног. Закружив вокруг девушки, будто шмель, он с улыбкой до ушей протараторил:
— Скажи мне, красавица, откуда ты родом?!
— Сибирячка я, из деревни, название которой вам ничегошеньки не скажет, — улыбнулась в ответ регулировщица.
Щелкнул затвор «лейки», и Мария Шальнева попала в историю... Мария Тимофеевна Шальнева, ефрейтор 87-го отдельного дорожно-эксплуатационного батальона, регулирует движение военной техники недалеко от рейхстага в Берлине.
Присяга. В Красной Армии во время войны женщины служили не только на вспомогательных должностях, таких, как связистки, санитарки. Существовали даже стрелковые части: 1-й отдельный женский запасной стрелковый полк, 1-я отдельная женская добровольческая стрелковая бригада (ОЖДСБр) из 7-ми батальонов общей численностью 7 тысяч человек. В основном это были 19-20-летние девушки
Девушки 487-го истребительного авиаполка. На фото сидит слева сержант О.Доброва. Надписи на обороте фотографии:
«Маша, Валя, Надя, Оля, Таня — девушки нашей части п/п 23234-а»
«29 июля 1943 года»
Местные жители возводят баррикады на одной из улиц Одессы. 1941 год.
Медсестры Северного флота.
Кавалер ордена «Славы» 3 степени, снайпер Мария Кувшинова, уничтожившая несколько десятков немецких солдат и офицеров.
Девушки-офицеры 46-го гвардейского Таманского ночного бомбардировочного авиационного полка 325-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта: Евдокия Бершанская (слева), Мария Смирнова (стоит) и Полина Гельман.
Евдокия Давыдовна Бершанская (1913—1982) — командир женского 588-го ночного легкобомбардировочного авиационного полка (НЛБАП, с 1943 года — 46-й гвардейский Таманский ночной бомбардировочный полк). Единственная среди женщин награждена полководческими орденами Суворова (III степени) и Александра Невского.
Мария Васильевна Смирнова (1920—2002) — командир эскадрильи 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка. К августу 1944 года совершила 805 ночных боевых вылетов. 26.10.1944 удостоена звания Героя Советского Союза.
Полина Владимировна Гельман (1919—2005) — начальник связи авиационной эскадрильи 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка. К маю 1945 года, как штурман самолета По-2, совершила 860 боевых вылетов. 15.05.1946 удостоена звания Героя Советского Союза.
Валентина Милюнас, санинструктор 125-го стрелкового полка 43 гвардейской латышской дивизии.
Из книги Андрея Еременко «Годы возмездия. 1943-1945»:
«В дальнейшем 43-я гвардейская латышская дивизия, наступая несколько севернее Даугавпилса, заняла железнодорожную станцию Вишки; бой здесь был очень упорным, так как, закрепившись в прочных станционных постройках, гитлеровцы вели губительный огонь по наступавшим. Стрелки залегли. Именно в эту минуту поднялась Валя Милюнас и с возгласом: «Вперед, за родную Латвию!» — устремилась на врага. За ней двинулись десятки других воинов, но вот вражеская пуля сразила героиню. Все думали, что она убита. С мыслью о мести за смерть молодой патриотки
стремительно двинулись новые подразделения. Вдруг Валя поднялась и, размахивая красным флажком, вновь стала звать воинов вперед на врага. Гитлеровцы были выбиты из станции. Раненую героиню подобрали ее подруги — санитарки. Красный флажок оказался косынкой, пропитанной ее кровью. Валя была принята в партию и удостоена высокой награды.»
Герой Советского Союза, снайпер 25-й Чапаевской дивизии Людмила Михайловна Павличенко (1916—1974). Уничтожила свыше 300 фашистских солдат и офицеров.
Женщины роют противотанковые рвы под Москвой осенью 1941 года.
Снайпер 54-го стрелкового полка 25-й стрелковой дивизии Приморской армии Северо-Кавказского фронта младший лейтенант Л.М. Павличенко. Фото сделано в ходе ее поездки по Англии, США и Канаде с делегацией советской молодёжи осенью 1942 года.
Предположительно в то же время американский певец, музыкант, представитель направлений фолк и кантри Вуди Гатри (Woodrow Wilson Guthrie, Woody Guthrie; 1912—1967) написал о ней песню «Miss Pavlichenko». Однако записана она была в 1946 году.
Павличенко Людмила Михайловна родилась в 1916 году, участница Великой Отечественной войны с июня 1941 — доброволец. Участник оборонительных боев в Молдавии и на юге Украины. За хорошую стрелковую подготовку направлена в снайперский взвод. С августа 1941 года участник героической обороны города Одессы, уничтожила 187 гитлеровцев. С октября 1941 года участник героической обороны города Севастополя. В июне 1942 года Людмила Павличенко была ранена и её отозвали с передовой. К этому моменту из снайперской винтовки Людмила Павличенко уничтожила 309 гитлеровцев, в том числе 36 вражеских снайперов. Она была не только отличным снайпером, но и прекрасным педагогом. За период оборонительных боёв она воспитала десятки хороших снайперов.
В октябре 1943 года присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 1218).
Девушка-санинструктор из состава 1-го гвардейского конного корпуса.
Советские девушки-добровольцы отправляются на фронт.
Советские военнослужащие в Праге, разместившись в грузовиках, отдыхают.
Советские военнослужащие-участники штурма Кенигсберга — перед отправкой домой.
Медсестра американского полевого госпиталя во Франции. Нормандия, 1944 год.
На войне существуют и тесно переплетаются две основных стороны действительности: опасность боя и повседневность быта. Как отмечал Константин Симонов: «Война не есть сплошная опасность, ожидание смерти и мысли о ней. Если бы это было так, то ни один человек не выдержал бы тяжести ее... даже месяц. Война есть совокупность смертельной опасности, постоянной возможности быть убитым, случайности и всех особенностей и деталей повседневного быта, которые всегда присутствуют в нашей жизни... Человек на фронте занят бесконечным количеством дел, о которых ему постоянно нужно думать и из-за которых он часто совершенно не успевает думать о своей безопасности. Именно поэтому чувство страха притупляется на фронте, а вовсе не потому, что люди вдруг становятся бесстрашными» .
Солдатская служба включала в себя, прежде всего, тяжелый, изнурительный труд на грани человеческих сил. Поэтому наряду с опасностью боя важнейшим фактором войны, влиявшим на сознание ее участников, являлись особые условия фронтового быта, или уклада повседневной жизни в боевой обстановке. Повседневность на войне никогда не была приоритетной темой для исторических исследований, аспекты фронтового быта мужчин и женщин не акцентировались.
В годы Великой Отечественной войны участие женщин в боевых действиях и обеспечении нужд фронта получило массовый характер и стало социальным явлением, которое потребовало специального изучения. В 1950 - 1980-х гг. стремились показать ратные подвиги советских женщин, масштабы мобилизации и военной подготовки женщин, порядок прохождения службы во всех видах Вооруженных Сил и родах войск.В научных трудах М.П. Чечневой, B.C. Мурманцевой, Ф. Кочиевой, A.B. Жинкина в 1970 - 1980-х гг.были рассмотрены некоторые особенности женской военной службы, прежде всего, в деле их бытового обустройства, установления правильных взаимоотношений с сослуживцами-мужчинами. Признавая, что с приходом в армию женщины столкнулись с проблемами морально-психологического и бытового характера, исследователи все же оценивали положение женского контингента в ней как удовлетворительное, поскольку, по их мнению, политические органы и партийные организации сумели перестроить свою воспитательную работу.
Среди современных исторических исследований отметим проект “Женщины. Память. Война”, который реализуется сотрудниками Центра гендерных исследований Европейского гуманитарного университета. Идея проекта - проанализировать индивидуальные и коллективные воспоминания женщин о войне в их соотношении с официальной историей, идеологическими ограничениями и политикой конструирования памяти (о войне) в СССР и Беларуси (во время и после советского периода). Таким образом, исследование повседневных аспектов фронтовой повседневности является актуальным и для регионов России, втом числе Брянской области.
Данное исследование основано на интервью с женщинами-участницами Великой Отечественной войны, а также воспоминаниях, опубликованных в региональной периодической печати, собранных как от женщин, так и мужчин, упоминавших какие-либо подробности фронтового быта.
Прежде всего, вспоминали обмундирование. Многие женщины говорили о том, что им выдавали мужское обмундирование: «В то время (1942г.) в дивизии еще не было женского обмундирования и нам выдали мужское, вспоминает Ольга Ефимовна Сахарова. - Гимнастерки широкие, в брюки можно двоим залезть…Нижнее белье тоже мужское. У ботинок самый маленький размер - 40-й…Надели это девчонки и охнули: на кого похожи?! Начали друг над дружкой смеяться…» .
«Солдатам выдавали шинели, а мне досталась простая фуфайка. В ней было жутко холодно, но других вариантов у нас не было. Ночами ею укрывались, то на голову натянем, то на ноги. На ногах у всех были кирзовые сапоги, тяжелые и неудобные. Зимой одевали по несколько пар носков, ноги сильно потели, были постоянно мокрые. Одежду не сменяли, лишь изредка стирали» .
Фронтовая медсестра Мария Ионовна Ильюшенкова замечает: «Юбки носили медсанбаты в приемном покое. На фронте юбки мешают, в них ничего не сделаешь» . Она находилась на фронте с октября 1941г. и вспоминает как самые тяжелые времена нахождение на Северо-Западном фронте зимой-весной 1942г. в лесах и болотах в составе конно-санитарной роты: «Медсестры еле успевали оказывать раненым медпомощь, пряча их в лесу, кюветах и воронках от снарядов и бомб. Если удается положить раненого на плащ-палатку или шинель и тащить его, то хорошо, а если нет, то на себе ползком по-пластунски под непрерывный свист пуль и взрывы снарядов вытаскивали их» .Подробно описывает свою одежду: буденовка, шинель не по росту, пуговицы на правую сторону. Женской не было. Все мужское: рубашки, брюки-галифе, кальсоны. Ботинки - для рядового состава, для женщин подбирали сапоги поменьше. Зимой были бушлаты, тулупы, шапка-ушанка и подшлемник, валенки, ватные брюки» .
Улучшения в одежде, некоторое разнообразие женщины связывали с успехами в войне: «Потом уже были чулки. Поначалу мы их шили их обмоток мужских. В конно-санитарной роте был сапожник и шил одежду. Восьми девушкам сшил прекрасные шинели из даже неположенного материала….» .
О том, как на фронте кормили, воспоминания разнятся, но все женщины связывают это с ситуацией на фронте: «Ольга Васильевна Белоцерковец вспоминает тяжелую осень 42-го, наступление на Калининском фронте: Наши тылы отстали. Мы оказались в болотах, держались на одних сухарях. Их нам сбрасывали с самолетов: раненым по четыре сухарика черного хлеба, солдатам по два» .
Как кормили в полевом госпитале в 1943г. вспоминает Фаина Яковлевна Этина:«Ели мы в основном каши. Самой распространенной была перловая каша. Были также «полевые обеды»: простая вода с рыбой. Деликатесом считалась ливерная колбаса. Мы намазывали ее на хлеб и ели с особой жадностью, она казалась невероятно вкусной» .
Мария Ионовна Ильюшенкова считает фронтовой рацион хорошим и объясняет это тем, что Северо-Западный фронт был очень тяжелым и войска старались снабжать получше: «Северо-Западный фронт - самый тяжелый. Нас кормили хорошо, только все сушеное: компот, морковь, лук, картошка. Концентраты - гречневый, пшенный, перловый в квадратных пакетах. Мясо было. Китай поставлял тогда тушенку и американцы присылали. Была колбаса в банках, покрыта лярдом. Офицерам дополнительный паек давали. Мы не голодали. Люди погибали, некому было есть…» .
Заметим, что пища иногда играет в воспоминаниях людей роль маленького чуда, связанного со спасением, освобождением, светлой страницей в жизни. Об этом мы нашли упоминание и в мужском рассказе о войне: «В госпитале я заболел малярией. Вдруг так захотелось селедки с картошкой! Казалось: съест - и болезнь отступит. И что вы думаете -съел и пошел на поправку. Во время обхода доктор мне говорит: молодец боец, поправляешься, значит, наше лечение помогает. А солдат, что лежал с нами в палате, возьми и скажи: так ему же не хинин ваш, а селедка с картошкой помогли» .
«Фронтовые сто грамм» женщины-ветераны вспоминают с улыбкой: «Да, действительно, для мужчин были фронтовые сто грамм, а мы, женщины, чем хуже? Мы тоже выпивали» .
«Сто грамм давали каждому. Я пила только в сильные морозы. Чаще отдавала на обмен. Меняла на мыло и на масло» .
Еще одним важным повторяющимся у мужчин и женщин повседневным воспоминанием о войне была жажда спокойного сна, усталость от изнуряющей бессонницы: «Бывало, мы дремали прями на ходу. Идет колонна: по четыре человека в шеренге. Опираешься на руку товарища, а сам спишь. Только послышится команда «Привал!» все солдаты мертвым сном спят» . О медсестре Евдокии Пахотник рассказывает ее дочь Людмила: «Мама говорила, что работали они в госпитале круглосуточно, − пишет ее дочь.− Только глаза прикроешь, как нужно вставать - эшелон с раненым солдатами прибыл. И так каждый день» . Женщинам более свойственно описывать войну не как подвиг, а тяжелый повседневный труд. Военврач Надежда Никифорова вспоминает свое участие в Сталинградской битве: «Нас отправили на пароходы, которые по Волге вывозили раненых из Сталинграда и отправляли в госпитали. Сколько раз пароходы обстреливали фашистские самолеты, но нашему повезло...На пароходе на двух врачей приходилось до пятисот раненых. Они лежали везде: и под лестницами, ив трюме, и на палубах под открытым небом. И вот обход: утром начнешь, к вечеру только успеваешь всех обойти. Отдохнем два-три дня - и снова вниз по Волге за ранеными» .
Ильюшенкова М.И. говорит о своих фронтовых наградах, когда вспоминает, как она вернулась в родную деревню: «Домой после войны мы с отцом возвращались вместе. К родному селу Петрищево на Смоленщине подходили рано утром. У околицы сняла военную форму, надела шелковое платье. Отец прикрепил на него ордена Отечественной войны I степени, Красной Звезды, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга»» .
Сложнее всего было обсуждать такую сторону быта женщины на войне, как гигиену, в том числе интимную. Конечно, в госпитале врачи могли взять горячую воду, спирт, бинты, вату, о чем вспоминают военврач Никифорова и лаборант Этина: «С этим делом было очень тяжело. Приходилось собираться с девчонками и идти всем вместе мыться. Одни моются, другие стоят и смотрят, чтоб мужчин рядом не было. Летом ходили на озеро, когда было тепло, а зимой сложнее: растапливали снег и мылись. Бывало, растирали друг друга спиртом, чтобы убить бактерии» .
Многие женщины остригли на фронте волосы, но медсестра Ильюшенкова с гордостью показывает фотографию с косой вокруг головы: «С такой косой я всю войну прошла. Мы с подружкой друг другу голову мыли в палатке. Снег растапливали, «сто грамм» на мыло выменивали» . Длинные волосы Ольги Ефимовны Сахаровой чуть не убили молодую девушку: «Взвод попал под обстрел. Легла на землю..., вжалась в снег. ...Когда обстрел закончился, слышу приказ: «По машинам!». Порываюсь встать - не тут-то было. Косы длинные, тугие…Схватились морозом так, что головы не повернуть…И крикнуть не могу…ну все думаю, уйдет мой взвод, а меня немцы найдут. На мое счастье, одна из девчат заметила, что меня нет. Пошли искать, помогли освободить косы» . Не все соглашаются с тем, что были вши. Но Ф.Я. Этина утверждает: «Вши были буквально у каждого! Этого никто не стеснялся. Бывало так, что сидели, а они прыгали и по одежде, и по постели, в открытую давили их, как семечки. Выводить их времени не было, да и толку, выводить надо было разом и у всех» .БелоцерковецО.В. вспоминает о бытовыхгигиенических трудностях в связи с тем, что в кино теперь часто приукрашивают фронтовую повседневность женщин: «Поспишь часа три-четыре, иногда прямо за столом, и снова за работу. Какая там помада, серьги, как порой в кино показывают. Помыться негде было, да и расчесаться нечем» .
О минутах отдыха на войне вспоминают следующее: «…Приезжали фронтовые бригады артистов…Собирались все в госпитале и пели песни. Очень нравилась песня «Темная ночь». …Был патефон, играли «румбу», танцевали».Сложнее спрашивать о взаимоотношениях с мужчинами. Все опрошенные отрицали факты домогательств, каких-либо угроз для себя лично, в основном ссылаясь на пожилой возраст солдат, рядом с которыми служили - 45-47 лет. Врач Н.Н. Никифорова вспоминает о том, что ей приходилось одной в сопровождении солдата-шофера и офицера выезжать за несколько десятков километров к раненому ночью, и только сейчас она думает о том, почему она не сомневалась и не боялась? Надежда Николаевна утверждает, что офицеры уважительно и церемонно обращались с молодыми врачами, приглашали на праздники, о чем сохранилась записка.
Итак, повседневный опыт войны, перенесенный и сохраненный женщинами, является значительным пластом исторической памяти о войне в ее бытовом каждодневном проявлении. Женский взгляд - это масса бытовых подробностей жизни на фронте без налета героизации. Очень трудно даются женщинам воспоминания о взаимной ненависти с населением освобождаемых стран, они не хотят говорить о том, испытывали ли насилие, приходилось ли им убивать врагов. Устные истории участниц Великой Отечественной войны требуют бережного сохранения и внимания исследователей.
«Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи… Уходи… У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами…». Правда про женщин на войне, о которой не писали в газетах…
Ко Дню Победы блогер radulova опубликовала воспоминания женщин-ветеранов из книги Светланы Алексиевич.
“Ехали много суток… Вышли с девочками на какой-то станции с ведром, чтобы воды набрать. Оглянулись и ахнули: один за одним шли составы, и там одни девушки. Поют. Машут нам – кто косынками, кто пилотками. Стало понятно: мужиков не хватает, полегли они, в земле. Или в плену. Теперь мы вместо них… Мама написала мне молитву. Я положила ее в медальон. Может, и помогло – я вернулась домой. Я перед боем медальон целовала…”
“Один раз ночью разведку боем на участке нашего полка вела целая рота. К рассвету она отошла, а с нейтральной полосы послышался стон. Остался раненый. “Не ходи, убьют, – не пускали меня бойцы, – видишь, уже светает”. Не послушалась, поползла. Нашла раненого, тащила его восемь часов, привязав ремнем за руку. Приволокла живого. Командир узнал, объявил сгоряча пять суток ареста за самовольную отлучку. А заместитель командира полка отреагировал по-другому: “Заслуживает награды”. В девятнадцать лет у меня была медаль “За отвагу”. В девятнадцать лет поседела. В девятнадцать лет в последнем бою были прострелены оба легких, вторая пуля прошла между двух позвонков. Парализовало ноги… И меня посчитали убитой… В девятнадцать лет… У меня внучка сейчас такая. Смотрю на нее – и не верю. Дите!”
“У меня было ночное дежурство… Зашла в палату тяжелораненых. Лежит капитан… Врачи предупредили меня перед дежурством, что ночью он умрет… Не дотянет до утра… Спрашиваю его: “Ну, как? Чем тебе помочь?” Никогда не забуду… Он вдруг улыбнулся, такая светлая улыбка на измученном лице: “Расстегни халат… Покажи мне свою грудь… Я давно не видел жену…” Мне стало стыдно, я что-то там ему отвечала. Ушла и вернулась через час. Он лежит мертвый. И та улыбка у него на лице…”
…………………………………………………………………….
“И когда он появился третий раз, это же одно мгновенье – то появится, то скроется, – я решила стрелять. Решилась, и вдруг такая мысль мелькнула: это же человек, хоть он враг, но человек, и у меня как-то начали дрожать руки, по всему телу пошла дрожь, озноб. Какой-то страх… Ко мне иногда во сне и сейчас возвращается это ощущение… После фанерных мишеней стрелять в живого человека было трудно. Я же его вижу в оптический прицел, хорошо вижу. Как будто он близко… И внутри у меня что-то противится… Что-то не дает, не могу решиться. Но я взяла себя в руки, нажала спусковой крючок… Не сразу у нас получилось. Не женское это дело – ненавидеть и убивать. Не наше… Надо было себя убеждать. Уговаривать…”
“И девчонки рвались на фронт добровольно, а трус сам воевать не пойдет. Это были смелые, необыкновенные девчонки. Есть статистика: потери среди медиков переднего края занимали второе место после потерь в стрелковых батальонах. В пехоте. Что такое, например, вытащить раненого с поля боя? Я вам сейчас расскажу… Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. И батальона не стало. Все лежали. Они не были все убиты, много раненых. Немцы бьют, огня не прекращают. Совсем неожиданно для всех из траншеи выскакивает сначала одна девчонка, потом вторая, третья… Они стали перевязывать и оттаскивать раненых, даже немцы на какое-то время онемели от изумления. К часам десяти вечера все девчонки были тяжело ранены, а каждая спасла максимум два-три человека. Награждали их скупо, в начале войны наградами не разбрасывались. Вытащить раненого надо было вместе с его личным оружием. Первый вопрос в медсанбате: где оружие? В начале войны его не хватало. Винтовку, автомат, пулемет – это тоже надо было тащить. В сорок первом был издан приказ номер двести восемьдесят один о представлении к награждению за спасение жизни солдат: за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием – медаль “За боевые заслуги”, за спасение двадцати пяти человек – орден Красной Звезды, за спасение сорока – орден Красного Знамени, за спасение восьмидесяти – орден Ленина. А я вам описал, что значило спасти в бою хотя бы одного… Из-под пуль…”
“Что в наших душах творилось, таких людей, какими мы были тогда, наверное, больше никогда не будет. Никогда! Таких наивных и таких искренних. С такой верой! Когда знамя получил наш командир полка и дал команду: “Полк, под знамя! На колени!”, все мы почувствовали себя счастливыми. Стоим и плачем, у каждой слезы на глазах. Вы сейчас не поверите, у меня от этого потрясения весь мой организм напрягся, моя болезнь, а я заболела “куриной слепотой”, это у меня от недоедания, от нервного переутомления случилось, так вот, моя куриная слепота прошла. Понимаете, я на другой день была здорова, я выздоровела, вот через такое потрясение всей души…”
…………………………………………
“Меня ураганной волной отбросило к кирпичной стене. Потеряла сознание… Когда пришла в себя, был уже вечер. Подняла голову, попробовала сжать пальцы – вроде двигаются, еле-еле продрала левый глаз и пошла в отделение, вся в крови. В коридоре встречаю нашу старшую сестру, она не узнала меня, спросила: “Кто вы? Откуда?” Подошла ближе, ахнула и говорит: “Где тебя так долго носило, Ксеня? Раненые голодные, а тебя нет”. Быстро перевязали голову, левую руку выше локтя, и я пошла получать ужин. В глазах темнело, пот лился градом. Стала раздавать ужин, упала. Привели в сознание, и только слышится: “Скорей! Быстрей!” И опять – “Скорей! Быстрей!” Через несколько дней у меня еще брали для тяжелораненых кровь”.
“Мы же молоденькие совсем на фронт пошли. Девочки. Я за войну даже подросла. Мама дома померила… Я подросла на десять сантиметров…”
……………………………………
“Организовали курсы медсестер, и отец отвел нас с сестрой туда. Мне – пятнадцать лет, а сестре – четырнадцать. Он говорил: “Это все, что я могу отдать для победы. Моих девочек…” Другой мысли тогда не было. Через год я попала на фронт…”
……………………………………
“У нашей матери не было сыновей… А когда Сталинград был осажден, добровольно пошли на фронт. Все вместе. Вся семья: мама и пять дочерей, а отец к этому времени уже воевал…”
………………………………………..
“Меня мобилизовали, я была врач. Я уехала с чувством долга. А мой папа был счастлив, что дочь на фронте. Защищает Родину. Папа шел в военкомат рано утром. Он шел получать мой аттестат и шел рано утром специально, чтобы все в деревне видели, что дочь у него на фронте…”
……………………………………….
“Помню, отпустили меня в увольнение. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю:
- Дайте мне конфет.
Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала: что такое – карточки, что такое – блокада? Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. Когда нам их выдали, я посмотрела и думаю: “Когда я дорасту до этой винтовки?” И все вдруг стали просить, вся очередь:
- Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны.
И мне дали”.
“И у меня впервые в жизни случилось… Наше… Женское… Увидела я у себя кровь, как заору:
- Меня ранило…
В разведке с нами был фельдшер, уже пожилой мужчина. Он ко мне:
- Куда ранило?
- Не знаю куда… Но кровь…
Мне он, как отец, все рассказал… Я ходила в разведку после войны лет пятнадцать. Каждую ночь. И сны такие: то у меня автомат отказал, то нас окружили. Просыпаешься – зубы скрипят. Вспоминаешь – где ты? Там или здесь?”
…………………………………………..
“Уезжала я на фронт материалисткой. Атеисткой. Хорошей советской школьницей уехала, которую хорошо учили. А там… Там я стала молиться… Я всегда молилась перед боем, читала свои молитвы. Слова простые… Мои слова… Смысл один, чтобы я вернулась к маме и папе. Настоящих молитв я не знала, и не читала Библию. Никто не видел, как я молилась. Я – тайно. Украдкой молилась. Осторожно. Потому что… Мы были тогда другие, тогда жили другие люди. Вы – понимаете?”
“Формы на нас нельзя было напастись: всегда в крови. Мой первый раненый – старший лейтенант Белов, мой последний раненый – Сергей Петрович Трофимов, сержант минометного взвода. В семидесятом году он приезжал ко мне в гости, и дочерям я показала его раненую голову, на которой и сейчас большой шрам. Всего из-под огня я вынесла четыреста восемьдесят одного раненого. Кто-то из журналистов подсчитал: целый стрелковый батальон… Таскали на себе мужчин, в два-три раза тяжелее нас. А раненые они еще тяжелее. Его самого тащишь и его оружие, а на нем еще шинель, сапоги. Взвалишь на себя восемьдесят килограммов и тащишь. Сбросишь… Идешь за следующим, и опять семьдесят-восемьдесят килограммов… И так раз пять-шесть за одну атаку. А в тебе самой сорок восемь килограммов – балетный вес. Сейчас уже не верится…”
……………………………………
“Я потом стала командиром отделения. Все отделение из молодых мальчишек. Мы целый день на катере. Катер небольшой, там нет никаких гальюнов. Ребятам по необходимости можно через борт, и все. Ну, а как мне? Пару раз я до того дотерпелась, что прыгнула прямо за борт и плаваю. Они кричат: “Старшина за бортом!” Вытащат. Вот такая элементарная мелочь… Но какая это мелочь? Я потом лечилась…
………………………………………
“Вернулась с войны седая. Двадцать один год, а я вся беленькая. У меня тяжелое ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо. Мама меня встретила словами: “Я верила, что ты придешь. Я за тебя молилась день и ночь”. Брат на фронте погиб. Она плакала: “Одинаково теперь – рожай девочек или мальчиков”.
“А я другое скажу… Самое страшное для меня на войне – носить мужские трусы. Вот это было страшно. И это мне как-то… Я не выражусь… Ну, во-первых, очень некрасиво… Ты на войне, собираешься умереть за Родину, а на тебе мужские трусы. В общем, ты выглядишь смешно. Нелепо. Мужские трусы тогда носили длинные. Широкие. Шили из сатина. Десять девочек в нашей землянке, и все они в мужских трусах. О, Боже мой! Зимой и летом. Четыре года… Перешли советскую границу… Добивали, как говорил на политзанятиях наш комиссар, зверя в его собственной берлоге. Возле первой польской деревни нас переодели, выдали новое обмундирование и… И! И! И! Привезли в первый раз женские трусы и бюстгальтеры. За всю войну в первый раз. Ха-а-а… Ну, понятно… Мы увидели нормальное женское белье… Почему не смеешься? Плачешь… Ну, почему?”
……………………………………..
“В восемнадцать лет на Курской Дуге меня наградили медалью “За боевые заслуги” и орденом Красной Звезды, в девятнадцать лет – орденом Отечественной войны второй степени. Когда прибывало новое пополнение, ребята были все молодые, конечно, они удивлялись. Им тоже по восемнадцать-девятнадцать лет, и они с насмешкой спрашивали: “А за что ты получила свои медали?” или “А была ли ты в бою?” Пристают с шуточками: “А пули пробивают броню танка?” Одного такого я потом перевязывала на поле боя, под обстрелом, я и фамилию его запомнила – Щеголеватых. У него была перебита нога. Я ему шину накладываю, а он у меня прощения просит: “Сестричка, прости, что я тебя тогда обидел…”
“Замаскировались. Сидим. Ждем ночи, чтобы все-таки сделать попытку прорваться. И лейтенант Миша Т., комбат был ранен, и он выполнял обязанности комбата, лет ему было двадцать, стал вспоминать, как он любил танцевать, играть на гитаре. Потом спрашивает:
- Ты хоть пробовала?
- Чего? Что пробовала? – А есть хотелось страшно.
- Не чего, а кого… Бабу!
А до войны пирожные такие были. С таким названием.
- Не-е-ет…
- И я тоже еще не пробовал. Вот умрешь и не узнаешь, что такое любовь… Убьют нас ночью…
- Да пошел ты, дурак! – До меня дошло, о чем он.
Умирали за жизнь, еще не зная, что такое жизнь. Обо всем еще только в книгах читали. Я кино про любовь любила…”
…………………………………………
“Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят – это какие-то доли секунды… Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить. Через тридцать лет Петя Бойчевский приехал из Краснодара и нашел меня на нашей фронтовой встрече, и все это мне рассказал. Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы… Нес и целовал… Было нас пять, конаковских девчонок… А одна я вернулась к маме…”
……………………………………………
“Был организован Отдельный отряд дымомаскировки, которым командовал бывший командир дивизиона торпедных катеров капитан-лейтенант Александр Богданов. Девушки, в основном, со средне-техническим образованием или после первых курсов института. Наша задача – уберечь корабли, прикрывать их дымом. Начнется обстрел, моряки ждут: “Скорей бы девчата дым повесили. С ним поспокойнее”. Выезжали на машинах со специальной смесью, а все в это время прятались в бомбоубежище. Мы же, как говорится, вызывали огонь на себя. Немцы ведь били по этой дымовой завесе…”
“Перевязываю танкиста… Бой идет, грохот. Он спрашивает: “Девушка, как вас зовут?” Даже комплимент какой-то. Мне так странно было произносить в этом грохоте, в этом ужасе свое имя – Оля”.
………………………………………
“И вот я командир орудия. И, значит, меня – в тысяча триста пятьдесят седьмой зенитный полк. Первое время из носа и ушей кровь шла, расстройство желудка наступало полное… Горло пересыхало до рвоты… Ночью еще не так страшно, а днем очень страшно. Кажется, что самолет прямо на тебя летит, именно на твое орудие. На тебя таранит! Это один миг… Сейчас он всю, всю тебя превратит ни во что. Все – конец!”
…………………………………….
“И пока меня нашли, я сильно отморозила ноги. Меня, видимо, снегом забросало, но я дышала, и образовалось в снегу отверстие… Такая трубка… Нашли меня санитарные собаки. Разрыли снег и шапку-ушанку мою принесли. Там у меня был паспорт смерти, у каждого были такие паспорта: какие родные, куда сообщать. Меня откопали, положили на плащ-палатку, был полный полушубок крови… Но никто не обратил внимания на мои ноги… Шесть месяцев я лежала в госпитале. Хотели ампутировать ногу, ампутировать выше колена, потому что начиналась гангрена. И я тут немножко смалодушничала, не хотела оставаться жить калекой. Зачем мне жить? Кому я нужна? Ни отца, ни матери. Обуза в жизни. Ну, кому я нужна, обрубок! Задушусь…”
………………………………………
“Там же получили танк. Мы оба были старшими механиками-водителями, а в танке должен быть только один механик-водитель. Командование решило назначить меня командиром танка “ИС-122″, а мужа – старшим механиком-водителем. И так мы дошли до Германии. Оба ранены. Имеем награды. Было немало девушек-танкисток на средних танках, а вот на тяжелом – я одна”.
“Нам сказали одеть все военное, а я метр пятьдесят. Влезла в брюки, и девочки меня наверху ими завязали”.
…………………………………..
“Пока он слышит… До последнего момента говоришь ему, что нет-нет, разве можно умереть. Целуешь его, обнимаешь: что ты, что ты? Он уже мертвый, глаза в потолок, а я ему что-то еще шепчу… Успокаиваю… Фамилии вот стерлись, ушли из памяти, а лица остались… ”
…………………………………
“У нас попала в плен медсестра… Через день, когда мы отбили ту деревню, везде валялись мертвые лошади, мотоциклы, бронетранспортеры. Нашли ее: глаза выколоты, грудь отрезана… Ее посадили на кол… Мороз, и она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет. В рюкзаке у нее мы нашли письма из дома и резиновую зеленую птичку. Детскую игрушку…”
……………………………….
“Под Севском немцы атаковали нас по семь-восемь раз в день. И я еще в этот день выносила раненых с их оружием. К последнему подползла, а у него рука совсем перебита. Болтается на кусочках… На жилах… В кровище весь… Ему нужно срочно отрезать руку, чтобы перевязать. Иначе никак. А у меня нет ни ножа, ни ножниц. Сумка телепалась-телепалась на боку, и они выпали. Что делать? И я зубами грызла эту мякоть. Перегрызла, забинтовала… Бинтую, а раненый: “Скорей, сестра. Я еще повоюю”. В горячке…”
“Я всю войну боялась, чтобы ноги не покалечило. У меня красивые были ноги. Мужчине – что? Ему не так страшно, если даже ноги потеряет. Все равно – герой. Жених! А женщину покалечит, так это судьба ее решится. Женская судьба…”
…………………………………
“Мужчины разложат костер на остановке, трясут вшей, сушатся. А нам где? Побежим за какое-нибудь укрытие, там и раздеваемся. У меня был свитерочек вязаный, так вши сидели на каждом миллиметре, в каждой петельке. Посмотришь, затошнит. Вши бывают головные, платяные, лобковые… У меня были они все…”
………………………………….
“Под Макеевкой, в Донбассе, меня ранило, ранило в бедро. Влез вот такой осколочек, как камушек, сидит. Чувствую – кровь, я индивидуальный пакет сложила и туда. И дальше бегаю, перевязываю. Стыдно кому сказать, ранило девчонку, да куда – в ягодицу. В попу… В шестнадцать лет это стыдно кому-нибудь сказать. Неудобно признаться. Ну, и так я бегала, перевязывала, пока не потеряла сознание от потери крови. Полные сапоги натекло…”
………………………………….
“Приехал врач, сделали кардиограмму, и меня спрашивают:
- Вы когда перенесли инфаркт?
- Какой инфаркт?
- У вас все сердце в рубцах.
А эти рубцы, видно, с войны. Ты заходишь над целью, тебя всю трясет. Все тело покрывается дрожью, потому что внизу огонь: истребители стреляют, зенитки расстреливают… Летали мы в основном ночью. Какое-то время нас попробовали посылать на задания днем, но тут же отказались от этой затеи. Наши “По-2″ подстреливали из автомата… Делали до двенадцати вылетов за ночь. Я видела знаменитого летчика-аса Покрышкина, когда он прилетал из боевого полета. Это был крепкий мужчина, ему не двадцать лет и не двадцать три, как нам: пока самолет заправляли, техник успевал снять с него рубашку и выкрутить. С нее текло, как будто он под дождем побывал. Теперь можете легко себе представить, что творилось с нами. Прилетишь и не можешь даже из кабины выйти, нас вытаскивали. Не могли уже планшет нести, тянули по земле”.
………………………………
“Мы стремились… Мы не хотели, чтобы о нас говорили: “Ах, эти женщины!” И старались больше, чем мужчины, мы еще должны были доказать, что не хуже мужчин. А к нам долго было высокомерное, снисходительное отношение: “Навоюют эти бабы…”
“Три раза раненая и три раза контуженная. На войне кто о чем мечтал: кто домой вернуться, кто дойти до Берлина, а я об одном загадывала – дожить бы до дня рождения, чтобы мне исполнилось восемнадцать лет. Почему-то мне страшно было умереть раньше, не дожить даже до восемнадцати. Ходила я в брюках, в пилотке, всегда оборванная, потому что всегда на коленках ползешь, да еще под тяжестью раненого. Не верилось, что когда-нибудь можно будет встать и идти по земле, а не ползти. Это мечта была! Приехал как-то командир дивизии, увидел меня и спрашивает: “А что это у вас за подросток? Что вы его держите? Его бы надо послать учиться”.
…………………………………
“Мы были счастливы, когда доставали котелок воды вымыть голову. Если долго шли, искали мягкой травы. Рвали ее и ноги… Ну, понимаете, травой смывали… Мы же свои особенности имели, девчонки… Армия об этом не подумала… Ноги у нас зеленые были… Хорошо, если старшина был пожилой человек и все понимал, не забирал из вещмешка лишнее белье, а если молодой, обязательно выбросит лишнее. А какое оно лишнее для девчонок, которым надо бывает два раза в день переодеться. Мы отрывали рукава от нижних рубашек, а их ведь только две. Это только четыре рукава…”
“Идем… Человек двести девушек, а сзади человек двести мужчин. Жара стоит. Жаркое лето. Марш бросок – тридцать километров. Жара дикая… И после нас красные пятна на песке… Следы красные… Ну, дела эти… Наши… Как ты тут что спрячешь? Солдаты идут следом и делают вид, что ничего не замечают… Не смотрят под ноги… Брюки на нас засыхали, как из стекла становились. Резали. Там раны были, и все время слышался запах крови. Нам же ничего не выдавали… Мы сторожили: когда солдаты повесят на кустах свои рубашки. Пару штук стащим… Они потом уже догадывались, смеялись: “Старшина, дай нам другое белье. Девушки наше забрали”. Ваты и бинтов для раненых не хватало… А не то, что… Женское белье, может быть, только через два года появилось. В мужских трусах ходили и майках… Ну, идем… В сапогах! Ноги тоже сжарились. Идем… К переправе, там ждут паромы. Добрались до переправы, и тут нас начали бомбить. Бомбежка страшнейшая, мужчины – кто куда прятаться. Нас зовут… А мы бомбежки не слышим, нам не до бомбежки, мы скорее в речку. К воде… Вода! Вода! И сидели там, пока не отмокли… Под осколками… Вот оно… Стыд был страшнее смерти. И несколько девчонок в воде погибло…”
“Наконец получили назначение. Привели меня к моему взводу… Солдаты смотрят: кто с насмешкой, кто со злом даже, а другой так передернет плечами – сразу все понятно. Когда командир батальона представил, что вот, мол, вам новый командир взвода, все сразу взвыли: “У-у-у-у…” Один даже сплюнул: “Тьфу!” А через год, когда мне вручали орден Красной Звезды, эти же ребята, кто остался в живых, меня на руках в мою землянку несли. Они мной гордились”.
……………………………………..
“Ускоренным маршем вышли на задание. Погода была теплая, шли налегке. Когда стали проходить позиции артиллеристов-дальнобойщиков, вдруг один выскочил из траншеи и закричал: “Воздух! Рама!” Я подняла голову и ищу в небе “раму”. Никакого самолета не обнаруживаю. Кругом тихо, ни звука. Где же та “рама”? Тут один из моих саперов попросил разрешения выйти из строя. Смотрю, он направляется к тому артиллеристу и отвешивает ему оплеуху. Не успела я что-нибудь сообразить, как артиллерист закричал: “Хлопцы, наших бьют!” Из траншеи повыскакивали другие артиллеристы и окружили нашего сапера. Мой взвод, не долго думая, побросал щупы, миноискатели, вещмешки и бросился к нему на выручку. Завязалась драка. Я не могла понять, что случилось? Почему взвод ввязался в драку? Каждая минута на счету, а тут такая заваруха. Даю команду: “Взвод, стать в строй!” Никто не обращает на меня внимания. Тогда я выхватила пистолет и выстрелила в воздух. Из блиндажа выскочили офицеры. Пока всех утихомирили, прошло значительное время. Подошел к моему взводу капитан и спросил: “Кто здесь старший?” Я доложила. У него округлились глаза, он даже растерялся. Затем спросил: “Что тут произошло?” Я не могла ответить, так как на самом деле не знала причины. Тогда вышел мой помкомвзвода и рассказал, как все было. Так я узнала, что такое “рама”, какое это обидное было слово для женщины. Что-то типа шлюхи. Фронтовое ругательство…”
“Про любовь спрашиваете? Я не боюсь сказать правду… Я была пэпэже, то, что расшифровывается “походно-полевая жена. Жена на войне. Вторая. Незаконная. Первый командир батальона… Я его не любила. Он хороший был человек, но я его не любила. А пошла к нему в землянку через несколько месяцев. Куда деваться? Одни мужчины вокруг, так лучше с одним жить, чем всех бояться. В бою не так страшно было, как после боя, особенно, когда отдых, на переформирование отойдем. Как стреляют, огонь, они зовут: “Сестричка! Сестренка!”, а после боя каждый тебя стережет… Из землянки ночью не вылезешь… Говорили вам это другие девчонки или не признались? Постыдились, думаю… Промолчали. Гордые! А оно все было… Но об этом молчат… Не принято… Нет… Я, например, в батальоне была одна женщина, жила в общей землянке. Вместе с мужчинами. Отделили мне место, но какое оно отдельное, вся землянка шесть метров. Я просыпалась ночью от того, что махала руками, то одному дам по щекам, по рукам, то другому. Меня ранило, попала в госпиталь и там махала руками. Нянечка ночью разбудит: “Ты чего?” Кому расскажешь?”
…………………………………
“Мы его хоронили… Он лежал на плащ-палатке, его только-только убило. Немцы нас обстреливают. Надо хоронить быстро… Прямо сейчас… Нашли старые березы, выбрали ту, которая поодаль от старого дуба стояла. Самая большая. Возле нее… Я старалась запомнить, чтобы вернуться и найти потом это место. Тут деревня кончается, тут развилка… Но как запомнить? Как запомнить, если одна береза на наших глазах уже горит… Как? Стали прощаться… Мне говорят: “Ты – первая!” У меня сердце подскочило, я поняла… Что… Всем, оказывается, известно о моей любви. Все знают… Мысль ударила: может, и он знал? Вот… Он лежит… Сейчас его опустят в землю… Зароют. Накроют песком… Но я страшно обрадовалась этой мысли, что, может, он тоже знал. А вдруг и я ему нравилась? Как будто он живой и что-то мне сейчас ответит… Вспомнила, как на Новый год он подарил мне немецкую шоколадку. Я ее месяц не ела, в кармане носила. Сейчас до меня это не доходит, я всю жизнь вспоминаю… Этот момент… Бомбы летят… Он… Лежит на плащ-палатке… Этот момент… А я радуюсь… Стою и про себя улыбаюсь. Ненормальная. Я радуюсь, что он, может быть, знал о моей любви… Подошла и его поцеловала. Никогда до этого не целовала мужчину… Это был первый…”
“Как нас встретила Родина? Без рыданий не могу… Сорок лет прошло, а до сих пор щеки горят. Мужчины молчали, а женщины… Они кричали нам: “Знаем, чем вы там занимались! Завлекали молодыми п… наших мужиков. Фронтовые б… Сучки военные…” Оскорбляли по-всякому… Словарь русский богатый… Провожает меня парень с танцев, мне вдруг плохо-плохо, сердце затарахтит. Иду-иду и сяду в сугроб. “Что с тобой?” – “Да ничего. Натанцевалась”. А это – мои два ранения… Это – война… А надо учиться быть нежной. Быть слабой и хрупкой, а ноги в сапогах разносились – сороковой размер. Непривычно, чтобы кто-то меня обнял. Привыкла сама отвечать за себя. Ласковых слов ждала, но их не понимала. Они мне, как детские. На фронте среди мужчин – крепкий русский мат. К нему привыкла. Подруга меня учила, она в библиотеке работала: “Читай стихи. Есенина читай”.
“Ноги пропали… Ноги отрезали… Спасали меня там же, в лесу… Операция была в самых примитивных условиях. Положили на стол оперировать, и даже йода не было, простой пилой пилили ноги, обе ноги… Положили на стол, и нет йода. За шесть километров в другой партизанский отряд поехали за йодом, а я лежу на столе. Без наркоза. Без… Вместо наркоза – бутылка самогонки. Ничего не было, кроме обычной пилы… Столярной… У нас был хирург, он сам тоже без ног, он говорил обо мне, это другие врачи передали: “Я преклоняюсь перед ней. Я столько мужчин оперировал, но таких не видел. Не вскрикнет”. Я держалась… Я привыкла быть на людях сильной…”
……………………………………..
Подбежав к машине, открыла дверку и стала докладывать:
- Товарищ генерал, по вашему приказанию…
Услышала:
- Отставить…
Вытянулась по стойке “смирно”. Генерал даже не повернулся ко мне, а через стекло машины смотрит на дорогу. Нервничает и часто посматривает на часы. Я стою. Он обращается к своему ординарцу:
- Где же тот командир саперов?
Я снова попыталась доложить:
- Товарищ генерал…
Он наконец повернулся ко мне и с досадой:
- На черта ты мне нужна!
Я все поняла и чуть не расхохоталась. Тогда его ординарец первый догадался:
- Товарищ генерал, а может, она и есть командир саперов?
Генерал уставился на меня:
- Ты кто?
- Командир саперного взвода, товарищ генерал.
- Ты – командир взвода? – возмутился он.
- Это твои саперы работают?
- Так точно, товарищ генерал!
- Заладила: генерал, генерал…
Вылез из машины, прошел несколько шагов вперед, затем вернулся ко мне. Постоял, смерил глазами. И к своему ординарцу:
……………………………………….
“Муж был старшим машинистом, а я машинистом. Четыре года в теплушке ездили, и сын вместе с нами. Он у меня за всю войну даже кошку не видел. Когда поймал под Киевом кошку, наш состав страшно бомбили, налетело пять самолетов, а он обнял ее: “Кисонька милая, как я рад, что я тебя увидел. Я не вижу никого, ну, посиди со мной. Дай я тебя поцелую”. Ребенок… У ребенка все должно быть детское… Он засыпал со словами: “Мамочка, у нас есть кошка. У нас теперь настоящий дом”.
“Лежит на траве Аня Кабурова… Наша связистка. Она умирает – пуля попала в сердце. В это время над нами пролетает клин журавлей. Все подняли головы к небу, и она открыла глаза. Посмотрела: “Как жаль, девочки”. Потом помолчала и улыбнулась нам: “Девочки, неужели я умру?” В это время бежит наш почтальон, наша Клава, она кричит: “Не умирай! Не умирай! Тебе письмо из дома…” Аня не закрывает глаза, она ждет… Наша Клава села возле нее, распечатала конверт. Письмо от мамы: “Дорогая моя, любимая доченька…” Возле меня стоит врач, он говорит: “Это – чудо. Чудо!! Она живет вопреки всем законам медицины…” Дочитали письмо… И только тогда Аня закрыла глаза…”
…………………………………
“Пробыла я у него один день, второй и решаю: “Иди в штаб и докладывай. Я с тобой здесь останусь”. Он пошел к начальству, а я не дышу: ну, как скажут, чтобы в двадцать четыре часа ноги ее не было? Это же фронт, это понятно. И вдруг вижу – идет в землянку начальство: майор, полковник. Здороваются за руку все. Потом, конечно, сели мы в землянке, выпили, и каждый сказал свое слово, что жена нашла мужа в траншее, это же настоящая жена, документы есть. Это же такая женщина! Дайте посмотреть на такую женщину! Они такие слова говорили, они все плакали. Я тот вечер всю жизнь вспоминаю… Что у меня еще осталось? Зачислили санитаркой. Ходила с ним в разведку. Бьет миномет, вижу – упал. Думаю: убитый или раненый? Бегу туда, а миномет бьет, и командир кричит: “Куда ты прешь, чертова баба!!” Подползу – живой… Живой!”
…………………………………
“Два года назад гостил у меня наш начальник штаба Иван Михайлович Гринько. Он уже давно на пенсии. За этим же столом сидел. Я тоже пирогов напекла. Беседуют они с мужем, вспоминают… О девчонках наших заговорили… А я как зареву: “Почет, говорите, уважение. А девчонки-то почти все одинокие. Незамужние. Живут в коммуналках. Кто их пожалел? Защитил? Куда вы подевались все после войны? Предатели!!” Одним словом, праздничное настроение я им испортила… Начальник штаба вот на твоем месте сидел. “Ты мне покажи, – стучал кулаком по столу, – кто тебя обижал. Ты мне его только покажи!” Прощения просил: “Валя, я ничего тебе не могу сказать, кроме слез”.
………………………………..
“Я до Берлина с армией дошла… Вернулась в свою деревню с двумя орденами Славы и медалями. Пожила три дня, а на четвертый мама поднимает меня с постели и говорит: “Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи… Уходи… У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами… ” Не трогайте мою душу. Напишите, как другие, о моих наградах…”
………………………………..
“Под Сталинградом… Тащу я двух раненых. Одного протащу – оставляю, потом – другого. И так тяну их по очереди, потому что очень тяжелые раненые, их нельзя оставлять, у обоих, как это проще объяснить, высоко отбиты ноги, они истекают кровью. Тут минута дорога, каждая минута. И вдруг, когда я подальше от боя отползла, меньше стало дыма, вдруг я обнаруживаю, что тащу одного нашего танкиста и одного немца… Я была в ужасе: там наши гибнут, а я немца спасаю. Я была в панике… Там, в дыму, не разобралась… Вижу: человек умирает, человек кричит… А-а-а… Они оба обгоревшие, черные. Одинаковые. А тут я разглядела: чужой медальон, чужие часы, все чужое. Эта форма проклятая. И что теперь? Тяну нашего раненого и думаю: “Возвращаться за немцем или нет?” Я понимала, что если я его оставлю, то он скоро умрет. От потери крови… И я поползла за ним. Я продолжала тащить их обоих… Это же Сталинград… Самые страшные бои. Самые-самые. Моя ты бриллиантовая… Не может быть одно сердце для ненависти, а второе – для любви. У человека оно одно”.
“Кончилась война, они оказались страшно незащищенными. Вот моя жена. Она – умная женщина, и она к военным девушкам плохо относится. Считает, что они ехали на войну за женихами, что все крутили там романы. Хотя на самом деле, у нас же искренний разговор, это чаще всего были честные девчонки. Чистые. Но после войны… После грязи, после вшей, после смертей… Хотелось чего-то красивого. Яркого. Красивых женщин… У меня был друг, его на фронте любила одна прекрасная, как я сейчас понимаю, девушка. Медсестра. Но он на ней не женился, демобилизовался и нашел себе другую, посмазливее. И он несчастлив со своей женой. Теперь вспоминает ту, свою военную любовь, она ему была бы другом. А после фронта он жениться на ней не захотел, потому что четыре года видел ее только в стоптанных сапогах и мужском ватнике. Мы старались забыть войну. И девчонок своих тоже забыли…”
…………………………………..
“Моя подруга… Не буду называть ее фамилии, вдруг обидится… Военфельдшер… Трижды ранена. Кончилась война, поступила в медицинский институт. Никого из родных она не нашла, все погибли. Страшно бедствовала, мыла по ночам подъезды, чтобы прокормиться. Но никому не признавалась, что инвалид войны и имеет льготы, все документы порвала. Я спрашиваю: “Зачем ты порвала?” Она плачет: “А кто бы меня замуж взял?” – “Ну, что же, – говорю, – правильно сделала”. Еще громче плачет: “Мне бы эти бумажки теперь пригодились. Болею тяжело”. Представляете? Плачет.”
…………………………………….
“Мы поехали в Кинешму, это Ивановская область, к его родителям. Я ехала героиней, я никогда не думала, что так можно встретить фронтовую девушку. Мы же столько прошли, столько спасли матерям детей, женам мужей. И вдруг… Я узнала оскорбление, я услышала обидные слова. До этого же кроме как: “сестричка родная”, “сестричка дорогая”, ничего другого не слышала… Сели вечером пить чай, мать отвела сына на кухню и плачет: “На ком ты женился? На фронтовой… У тебя же две младшие сестры. Кто их теперь замуж возьмет?” И сейчас, когда об этом вспоминаю, плакать хочется. Представляете: привезла я пластиночку, очень любила ее. Там были такие слова: и тебе положено по праву в самых модных туфельках ходить… Это о фронтовой девушке. Я ее поставила, старшая сестра подошла и на моих глазах разбила, мол, у вас нет никаких прав. Они уничтожили все мои фронтовые фотографии… Хватило нам, фронтовым девчонкам. И после войны досталось, после войны у нас была еще одна война. Тоже страшная. Как-то мужчины оставили нас. Не прикрыли. На фронте по-другому было”.
……………………………………
“Это потом чествовать нас стали, через тридцать лет… Приглашать на встречи… А первое время мы таились, даже награды не носили. Мужчины носили, а женщины нет. Мужчины – победители, герои, женихи, у них была война, а на нас смотрели совсем другими глазами. Совсем другими… У нас, скажу я вам, забрали победу… Победу с нами не разделили. И было обидно… Непонятно…”
…………………………………..
“Первая медаль “За отвагу”… Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: “Вперед! За Родину!”, а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась… И они все встали, и мы пошли в бой…”